По приезде в город Селден сразу отправился в свой клуб, где, как он надеялся, его могла ждать записка от мисс Барт, но в ящике его лежало только письмо от Герти, которая выражала свое восторженное согласие пообедать с ним вместе. Разочарованный, он повернул было к выходу, но тут его окликнул голос из курительной комнаты:

— Приветствую, Лоуренс! Зашли перекусить? Составьте мне компанию, я как раз заказал утку.

Это был Тренор. Одетый в деловой костюм, он сидел и листал спортивный журнал, у локтя его стоял высокий бокал.

Селден поблагодарил его, но отказался, сославшись на приглашение.

— Черт подери, уверен, что каждый сегодня вечером куда-нибудь да приглашен. Что ж, клуб будет полностью в моем распоряжении. Я, знаете ли, всю зиму провел, слоняясь по пустому дому. Жена собиралась сегодня приехать в город, но снова передумала, а каково это — ужинать одному в комнате, где все зеркала занавешены, а в буфете только бутылка «соуса Харви»? Так что, Лоуренс, говорю вам, бросьте свое свидание и сжальтесь надо мной: мне осточертело ужинать в одиночку, а в клубе никого, кроме этого ханжи Уизерэлла.

— Извините, Гас, я не могу.

Уходя, Селден заметил помрачневшее лицо Тренора, отталкивающе потный, слишком белый лоб, драгоценные перстни, впившиеся в его пухлые красные пальцы. Определенно, здесь господствовало животное — зверь на дне бокала. И надо же, чтобы имя этого человека упоминали рядом с именем Лили! Фу! Селдена затошнило от этой мысли. Всю дорогу домой он не мог отделаться от видения Треноровых жирных рук…

На столе лежала записка — Лили ответила ему на домашний адрес. Он знал, что там сказано, еще до того, как сломал печать — серую печать, запечатывающую Край Света! Простор под килем летучего корабля. Ах, он уплыл бы с ней на край света, подальше от уродства, мелочности, износа и коррозии души…

Крошечная гостиная Герти засияла гостеприимством навстречу Селдену. Ее скромная «начинка», эмалевая краска вкупе с изобретательностью, говорили с ним на языке, сладчайшем для его сегодняшнего слуха. Просто удивительно, как узкие стены и низенький потолок раздвигаются, когда внезапно взметаются ввысь своды души. Герти сияла тоже — или по крайней мере излучала сдержанный свет. Он никогда прежде не замечал, что и Герти не лишена достоинств, — правда же, она славная девушка, некоторые и на худших женятся… После короткого ужина (и снова все было на высоте) Селден объявил, что она просто обязана выйти замуж, — его дух находился в том возвышенном состоянии, когда хочется переженить весь белый свет. Как, она своими руками приготовила этот карамельный крем? Грешно скрывать такие таланты. Прилив гордости охватил его, когда он вспомнил, что Лили сама подшивает себе шляпки, — она рассказывала ему об этом в тот день, когда они гуляли в Белломонте.

До конца ужина он помалкивал о Лили. Во время всей короткой трапезы он говорил только о хозяйке, а та, польщенная таким вниманием, порозовела, как свечные абажуры, которые она специально смастерила к случаю. Селден выказал чрезвычайный интерес к тому, как она ведет домашнее хозяйство, расхвалил ее находчивое умение использовать каждый дюйм этого маленького жилища, поинтересовался, как ее прислуга управляется, работая всего пару часов, узнал, что можно сымпровизировать вкусные обеды на жаровне, и произнес задумчивую тираду о бремени большого хозяйства.

Они снова перешли в гостиную и оба ладно вписались в нее, будто детали одной головоломки, — она разливала свежесваренный кофе в тончайшие бабушкины чашечки из китайского фарфора, а он откинулся на спинку кресла, нежась в теплом аромате. Ему на глаза попалась недавняя фотография мисс Барт, и разговор непринужденно потек в столь желанном для него направлении. Это была довольно хорошая фотография, но если бы фотограф запечатлел ее такой, как вчера! Да, такой ослепительной Лили никогда еще не была, согласилась Герти. Но разве может фотография передать подобное сияние? У нее появилось новое выражение лица, вся она была какой-то другой. Да, подтвердил Селден, совершенно другой. Кофе оказался до того хорош, что Селден попросил еще чашечку: какой разительный контраст с той кофеобразной жижей из клуба! Ах ты, бедный холостяк, обреченный на безликую клубную кормежку, единственная альтернатива которой — столь же безликая трапеза на званом ужине! Тот, кто живет в съемном жилище, лишает себя самого лучшего в жизни… Селдон представил себе безвкусный одинокий ужин Тренора и на миг почувствовал сострадание к бедолаге. Но тут же вспомнил Лили — снова и снова он возвращался к разговору о ней, расспрашивая, предугадывая, подталкивая Герти к нужной теме, вытягивая сокровенные ее мысли, полные нерастраченной нежности к подруге.

Поначалу она щедро выплескивала свои чувства, радуясь такой чудесной общности их симпатий. Его отношение к Лили помогало Герти утвердиться в собственной вере в подругу. Кузены сошлись в том, что Лили не везло. Герти великодушно объясняла это беспокойством и неудовлетворенностью тем, что жизнь никогда не оправдывала ее ожиданий. Лили не раз могла бы уже выйти замуж — обычный брак с богачом по расчету, который ее приучили считать высшей целью существования, — но всякий раз избегала этого. Вот, например, Перси Грайс в нее влюбился — все в Белломонте были абсолютно уверены, что они вот-вот объявят о помолвке, и ее отказ явился полной неожиданностью для всех. Подобное отношение к эпизоду с Грайсом было очень созвучно настроению Селдена, и он немедленно его разделил, в один миг презрев то, что прежде казалось ему очевидным. Если Лили вправду отказала Грайсу — и как это он раньше сомневался! — то у Селдена был ключ к разгадке, тайну знали только он и холмы Белломонта, озаренные не лучами заката, а рассветным солнцем. Не кто иной, как он, Селден, дрогнул и упустил свою судьбу, и радость, согревающая его сердце, уже давно угнездилась бы там, поймай он ее на взлете.

Но, видимо, именно в это мгновение радость, только что трепетавшая крыльями в сердце Герти, рухнула на землю и застыла недвижно. Герти сидела напротив Селдена и механически повторяла: «Нет, ее никогда не понимали…» — и ей все время казалось, что сама она находится в центре огромного круга света — света прозрения. И милая уютная комнатка, в которой их мысли еще мгновение назад соприкасались, словно ручки кресел, раздалась и стала враждебной бездной, отделив ее от Селдена на всю глубину ее нынешнего ви́дения будущего, которое теперь бесконечно отдалилось, ее одинокая фигурка оказалась всего лишь маленькой точкой, бредущей среди отчаянной пустоты.

Она слышала голос Селдена: «Она может быть собой только с некоторыми — и ты одна из них», а потом: «Ты ведь не оставишь ее, Герти?», и еще: «Если в нее верить, то она может стать такой, какая она на самом деле, и ты поможешь ей открыть в себе лучшее, правда?»

Слова тарахтели у Герти в мозгу, словно звучание языка, который издали кажется знакомым, но совершенно непонятен вблизи. Селден пришел только затем, чтобы поговорить о Лили, и все! Здесь, за столом, накрытым ею на двоих, присутствовала третья лишняя, но эта лишняя заняла ее собственное место. Герти пыталась понять то, что он говорит, пыталась ухватить нить разговора, но это было так же бессмысленно, как биение волн о голову утопающего, и она почувствовала, как, может быть, чувствует утопающий, что смерть в волнах — ничто по сравнению с болью борьбы за спасение.