Ольга, жена Эдика и старшая родная сестра моего друга Ивана, попросила меня переговорить с Иваном, попытаться его убедить меньше пить алкоголя. Я и сам заметил, когда приезжал год назад к Ивану за машиной, что он изменился. Пропала его постоянная восторженность жизнью. При этом он не стал более замкнут, а также оставался заводилой в компаниях и за счет своего артистического таланта, внутренней доброты и коммуникабельности имел много знакомых и друзей. Причина его печали была в другом. Это я понял еще в прошлый свой приезд, когда мы, выпив немало коньяка, стояли на балконе его дома и долго говорили, вспоминая Алма-Ату и наши студенческие годы. Иван не жалел, что уехал из Казахстана. Все-таки условия жизни там и здесь, в Германии, были несопоставимы. Но ко всему привыкаешь очень быстро: к хорошим дорогам, к прекрасным автомобилям, к избытку в магазинах и к возможности все это приобрести. Однако взамен Иван потерял намного больше – возможность работать по призванию. Он всегда мечтал работать с детьми в школе, быть учителем физкультуры. Дети его обожали, он помнил не только каждого ученика по имени, но знал также, как зовут их родителей, сколько братьев и сестер учится в школе, как они живут, их семейные проблемы. Встречался с родителями, тренировал детей по различным видам спорта по внеклассной программе. Он жил всем этим там – в Алма-Ате, а здесь не мог даже и мечтать о таком, потому что высшее педагогическое казахстанское образование в Германии не принималось в зачет. Получить немецкое образование он не мог, потому что был не способен заново изучить всю школьную немецкую программу и сдать вступительные экзамены в германский институт, поэтому работать с детьми Ивану уже не светило никогда. Из-за этого он много пил и сильно постарел за время моего двухгодичного отсутствия.

Я, конечно же, с Иваном переговорил, попытался убедить его найти время, финансы и силы для обучения на каких-нибудь курсах, чтобы получить лицензию по ведению спортивных кружков для детей, хотя бы по его любимому карате. Но сам понимал, что это очень трудно. Так как все они вставали в 4 часа утра, чтобы к 8 утра быть за 200 километров на стройке или на дорожных работах. Вечером же, приехав домой, успевали только поужинать, принять ванную и ложились спать. В выходные же в Германии почти никто не работает. Даже запрещены законом некоторые виды деятельности. Таким способом государство заботится о том, чтобы за выходные человек отдохнул сам и своим соседям дал такую возможность. К тому же заказы на строительство были в разных частях Германии, и часто Иван месяцами жил в строительных вагончиках при стройке. Деньги зарабатывал неплохие, но вкус к жизни мой друг потерял.

Гости от Эдика в тот вечер разъехались поздно. Я помылся, набрав воды в ванную, потому что Оля попросила душ не принимать, так как у них установлен счетчик на воду, которая очень дорогая в Германии, а при приеме душа намного больше уходит воды, чем при приеме неполной ванны.

«Да, капитализм имеет не только положительные стороны», – подумал я, ложась в постель, и тут же уснул.

Мне спалось крепко. Наверное, снился сон, в котором я с удовольствием стою под сильным напором в душевой общаги и не думаю о том, что где-то какой-то счетчик считает литры упавшей на меня воды. Сквозь сон я услышал крики Ольги: «Слава, Слава – вставай». Поначалу в полудремоте я подумал, что эта женщина со своей экономией воды и в питерской общаге меня вычислила, но потом понял, что Ольга разбудила меня в Германии в своей квартире по другому поводу.

– Слава, Слава, вставай! – радостно кричала она, стоя вместе с Эдиком и маленьким сыном у окна. – Смотри, какая красота. Ты нам снег привез. Давно его не было. В прошлую зиму совсем не выпадал, а в эту – первый раз.

– Мне бы ваши проблемы, Марья Ивановна, – недовольно пробормотал я. – А я думал спросонья, что пожар, милиция-полиция или грабят. Я бы этот снег с удовольствием лет десять не видел. Питер вон весь в сугробах стоит с октября. Тепла и травки уже хочется.

Конечно же, я не встал с постели, а чтобы не слышать радостных всхлипываний моих немцев и согреться от сказанных слов о питерских сугробах, накрылся с головой одеялом и быстро уснул.

К обеду следующего дня выпавший снег уже растаял, дав немного ребятишкам и взрослым поиграть в снежки. Эдик взял недельный отгул на работе. Оплатил прокат микроавтобуса, и мы поехали по проселочным трассам, останавливаясь около каждой шиномонтажной станции. Надо пояснить, что проселочные дороги в Германии ничем не отличаются от нашего городского шоссе и даже намного лучше его, так как дороги везде у немцев в селе асфальтированные, ровные, без ям, с яркими белыми разделительными полосками. Поэтому в пути я наслаждался и качеством дороги, и красотой деревенского пейзажа из окна автомобиля.

Эдик успешно проводил переговоры на шиномонтажных станциях и в результате либо покупал за небольшие деньги, либо бесплатно забирал старые покрышки. За вывоз колес на утилизацию шиномонтажные мастерские платили деньги определенным структурам, поэтому чаще всего нам с Эдиком разрешали бесплатно забрать ненужные автомобильные шины. Как правило, все старые покрышки мастера шиномонтажных станций кидали в большой контейнер, по заполнении которого вызывали уже службу по утилизации. Так как на его заполнение отслужившими шинами в среднем уходил месяц, то на дне этой железной тары был слой грязной воды из-за того, что контейнеры были открытыми и в них собиралась дождевая вода. Среди грязных шин по щиколотку в болотной воде мы с Эдиком и ковырялись, подыскивая покрышки с более высоким протектором, на которых еще можно было поездить по российским дорогам.

Наконец мы заполнили до отказа свой контейнер старыми автопокрышками для отправки в Россию. Пока Эдик оформлял все бумаги на его отправку, мне Иван предложил четыре дня поработать вместе с ним на стройке. Я сначала боялся, так как вставать приходилось бы тогда в четыре часа утра. По жизни я всегда был жаворонком и любил рано вставать, но не настолько же, не в четыре часа утра. Однако когда Иван сказал, что за день работы я буду получать 40 немецких марок на руки, а за четыре дня получу 160 марок, то я быстро согласился и легко потом просыпался с радостью и бодростью в такой ранний час. Еще бы, если за четыре дня работы я мог получить такую же сумму, как в Питере за месяц пахоты на двух работах. Жаль, что нельзя было там, в Германии, остаться и поработать полгода, так как меня Иван устроил временно, на свой страх и риск вместо одного заболевшего турка. Работать эмигрантам без постоянной прописки категорически запрещалось. В целом от поездки в Германию я получил не только материальное, но и духовное удовлетворение, потому что увидел своими глазами, как работают там немцы, турки, русаки, и убедился в том, что наши люди в России могут работать не хуже, а может быть, даже и лучше.

* * *

В середине февраля я вернулся из Германии в Питер, а еще примерно через месяц, в середине марта, пришел контейнер с шинами. Как раз начинался весенний сезон переобувания машин в летнюю резину, и мы надеялись, что реализация покрышек пройдет быстро. Григорчук сказал, что сбытом покрышек он займется сам, так как у него были знакомые на автомобильных рынках. Через неделю Юра съехал из общаги на съемную квартиру.