Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не отключайся, — кто-то хлопает меня по щекам. Я сосредотачиваюсь и узнаю голос Марии Николаевны. — Вот так, давай, очухивайся, моя хорошая.
— Что с-со м-мной? — хриплю сквозь боль, пока лаборант водит датчиком по животу. Холодно…
— Отслойка, вероятнее всего. Да, точно она. Падала, ударялась где-то?
— Нет, ничего такого. А с малышом? Что с ним? Он жив? — я цепляюсь за ее руку, приподнимаюсь, чтобы посмотреть на экран монитора. — Почему я не слышу, как бьется его сердце? Он что?.. Он?..
— Ирина, включи ей звук. Все хорошо с ребенком, слышишь? Жив твой мальчик. Успокойся, Лида. Дыши нормально. Дыши, говорю тебе!
От грозного голоса Марии Николаевны я немного прихожу в себя. Втягиваю кислород в легкие.
— Кесарить надо, милая. Тут уже консервативно не помочь. Согласна на операцию прямо сейчас? Шрам останется, имей в виду.
— Пусть. Плевать! Что угодно, только спасите моего ребенка! Хоть так режьте!
— Ну, мы ж не изверги здесь. Подпишешь бумаги и поедем с тобой дышать веселыми веществами. У тебя вещи где? Сумку собирала? Мы твоему отцу позвоним, его номер есть в карте.
— Дома, в коридоре стоит. Синяя такая, с черными ручка-а-ами!.. — срываюсь в крик из-за новой вспышки боли.
— Так, ладно, разберемся потом. Поехали, моя хорошая, выспишься хоть, а то такие синяки под глазами, что мне аж страшно. Когда спала-то нормально в последний раз?
— Не помню, — отрицательно машу головой, жмурюсь на пару секунд.
Коридор минуем быстро. Я только успеваю заметить, как Мария Николаевна что-то говорит Ринату. Так неудобно перед ним, отвлекла от важных дел, машину перепачкала, костюм тоже, наверное, испортила…
Меня везут сразу в операционную, там же дают согласие на подпись.
В последний момент ручка выпадает из рук. Мне снова больно.
— Извините… — я всхлипываю.
— Ничего страшного, — медсестры здесь добрые. — Сейчас мы осторожно разденемся, хорошо? Вещи как, спасать будем или сразу можно в утиль?
— М-можно в утиль…
Штаны с кофтой весь в крови. Ее хоть и не видно на темной ткани и, вероятно, можно попытаться отстирать потом, но я все равно больше не надену этот костюм. Не хочу вспоминать об этом жутком моменте.
Усмехаюсь, потому что… А вдруг мне и не придется? Вдруг я больше не проснусь…
— Вы это бросьте, — молодая девушка хмурит брови, профессионально считывая мой взгляд. — Мария Николаевна у нас лучшая. Хоть и строгая, но руки у нее волшебные. А скольких она вытаскивала из критических ситуаций… Вам крупно с ней повезло, честное слово.
— Я боюсь, — честно признаюсь ей в ответ.
— Все боятся. А потом за вторым приходят. И вы придете, вот увидите. У вас ведь мальчик, да?
— Да…
— За сестренкой ему придете через пару годиков. Муж у вас такой красавец, я мельком увидела в коридоре. И вы тоже, когда не плачете. Детки будут очаровательными.
Сглатываю, не хочу сейчас объяснять, что Ринат всего лишь мой друг.
А мой мальчик точно будет очень красивым. Как его папа. И ямочки на щеках у него обязательно будут такие же.
Глава 27
Я не могу привыкнуть к статусу матери.
Прошло уже два месяца, а мне все еще кажется, что маленький кричащий сверток, который я качаю на руках, не мой.
Матвей смешно шлепает губами, а я брожу по квартире и разглядываю его детское личико. Наш с Ярославом сын очень красивый. Я знаю, что для каждой матери ее ребенок особенный, но, честно-честно, мой малыш выиграл бы детский конкурс красоты, если бы такие существовали.
Хотя, возможно, они и есть…
— Так, дочь, холодильник я тебе забил, но у меня появился серьезный разговор, — папа входит в гостиную, тут же улыбается, когда Мотя начинает издавать странные причмокивающие звуки. — И даже не думай разжалобить меня внуком!
— Что случилось? — я не отвлекаюсь от сына.
Сажусь на диван, придерживаю его осторожно и позволяю Матвею играться с моими пальцами.
— Ты почему опять ничего не ешь? Я половину продуктов выбросил с прошлого раза. У всех срок годности истек.
— Пап, я ем. Просто ты приносишь слишком много. Я здесь одна, если что, а твоей провизией можно целую роту накормить.
— Я вижу, как ты ешь. Похудела так…
— Ты привык видеть меня с животом, а я вернулась в свое нормальное состояние. Все, не хочу об этом, — обрываю разговор, стрельнув в отца хмурым взглядом.
Каждый раз одно и то же. Надоело уже оправдываться. Я ем ровно столько, сколько мне нужно. У меня нет никаких проблем с молоком, так что моему организму всего хватает с лихвой.
— Хорошо-хорошо. Я всего лишь волнуюсь за тебя, Лид, — папа присаживается рядом на диван. — Дашь подержать внука?
— Сама хотела предложить, — улыбаюсь, осторожно передавая Матвея в руки отца. — Продержитесь десять минут? Ужасно хочется в душ.
По правде я бы и от горячей ванны не отказалась. Но это для молодой матери непозволительная роскошь. Как-то раз мне пришлось нестись из душа с пеной на голове, потому что Матвей проснулся раньше времени и начал плакать.
— Может, все-таки подумаешь еще раз о няне? — папа опять закидывает удочку в эту сторону.
— Нет. Я ведь уже сказала, что буду воспитывать сына сама. Еще не хватало, чтобы он потом назвал мамой постороннюю тетку.
— Хотя бы на пару часов в день…
— Пап, — говорю с нажимом, параллельно собирая волосы в высокий хвост. Голову я мыла всего лишь вчера, а Матвей вот-вот проголодается. У меня точно в запасе не больше десяти минут.
Да и папу не хочется так задерживать. Ему и так рано на работу.
Из ванной я выхожу, услышав детский плач. Маленькому ребенку никто не заменит маму, мой отец даже со всем своим опытом в виде меня не справляется.
— Послезавтра годовщина, Лид, — голос папы становится ниже. — Мне надо съездить, договориться о памятнике.
— Мы справимся, не беспокойся. Сколько тебя не будет?
— Дня три. Может, четыре.
Моего дядю застрелили при задержании. В четверг будет год, как его не стало. Для нас с папой это стало ударом, мы почти не говорили на эту тему, но я видела, что он очень переживал.
Несмотря ни на что, мы все-таки были семьей. Сложная тема… В любом случае смерти я ему не желала. Дура, наверное.
— Лид, если ты не хочешь, чтобы я уезжал…
— Пап, все правда в порядке. Я ведь уже не маленькая девочка и понимаю, что это нужно сделать. А мы с Мотей будем в порядке. За несколько дней без тебя конец света не случится, — я