было известно даже детям. Но, видимо, на Хотэку эти правила не распространялись.

– Как вы их прячете? Они ведь такие большие… – Киоко снимала хаори и говорила, чтобы развеять неловкость молчания и отвлечься от того, насколько непристойно и ужасно то, что она делает.

Хотэку не ответил, только молча сложил крылья, и они послушно легли вдоль спины, плотно обнимая тело. Надеть кимоно – и ничего не видно.

– Поразительно, – только и сказала принцесса, снимая свою одежду. Придерживая одной рукой ткань у груди, она начала перевоплощение и почувствовала, как её лопатки удлиняются. Как же это тяжело! Киоко смахнула упавшие на лицо чёрные пряди и, только когда убедилась, что выглядит как Хотэку, отложила одежду в сторону.

– Должно быть, с ними трудно управляться, – сказала она. Из груди шёл голос Хотэку, мягкий, певучий, приятный. Киоко бросила взгляд через плечо и осмотрела выглядывающее крыло. Попыталась поднять его, но ничего не вышло. Она посмотрела на ёкая.

– Я с ними родился. Тяжелее скрываться и обходиться без них, а летать мне в радость.

– Конечно… – Киоко стало не по себе. Это ведь из-за людей ему приходится скрываться. Война закончилась тысячу лет назад, а ёкаев так и не приняли. И кто знает, примут ли когда-нибудь.

– Получается поднять? – спросил он, вновь расправляя свои крылья.

Киоко повела лопатками, но не поняла, какие именно мышцы должны работать. Каждое крыло было невероятно тяжёлым и казалось просто неподъёмным.

– Не понимаю, как они действуют… – призналась Киоко. – Там как будто совершенно другая спина.

– Она и есть другая, моя, – послышался смешок. – Как я и говорил, придётся изучать на ощупь.

Киоко вздохнула и подошла ближе. В чужом теле это было проще, так что она коснулась пальцами спины между крыльями, пытаясь понять, что именно там напрягается.

– Не здесь. Над крылом и немного сбоку. Там есть мышца, которая переходит в само крыло.

Киоко провела пальцами выше и нащупала то, о чём он говорил. Когда Хотэку расправил крылья ещё больше – мышца напряглась, закаменела. Когда опустил – расслабилась.

Она завела руку назад и коснулась спины над собственными крыльями. Напрягла и почувствовала, как лопатки зашевелились совершенно неестественным для человека образом, расправляя массивный вырост за спиной. Это оказалось не так трудно, вероятно, потому что с крыльями она переняла у Хотэку и крепкие мышцы. Но Киоко уже представляла, насколько истощится её собственное тело после этого занятия. Всё-таки свою выносливость и силу тоже стоит развивать…

– Кажется, получается… – проговорила она.

В додзё ворвалась Норико и на мгновение застыла.

– А кто из вас… – а потом принюхалась. – Ты и пахнешь как он! Кто из вас Киоко?

– Норико, что-то случилось? – Киоко перевоплотилась. Спина непривычно ныла.

Норико подбежала к ней и тихо прошипела:

– Одевайся, у вас гости, – потом повернулась к Хотэку. – Ты тоже.

Киоко спохватилась, что стоит в одних хакама, и быстро набросила кимоно. Хотэку, как и обещал, не поворачивался, пока она не окликнула его. Но он успел только поднять кимоно с татами, а Киоко так и осталась с поясом в руках, когда в додзё вошёл Иоши.

– Киоко-химэ, после занятия… – он застыл, не договорив.

* * *

То, что он увидел, не было похоже на обучение. То, что он увидел, он предпочёл бы не видеть. Растрёпанные волосы Киоко, она в наспех надетом – или не до конца снятом, кто скажет наверняка? – кимоно, Хотэку, на котором только хакама. А он-то думал, что испугал её тогда, едва коснувшись. Как же глупо, как глупо…

Она молчала. Такая потерянная, какой он никогда её не видел. В иных обстоятельствах Иоши даже посочувствовал бы ей.

Он прочистил горло и повторил:

– Киоко-химэ, после занятия и ужина я проведу вас в Светлый павильон. Отец возвращается и распорядился собрать всех, включая вас, к его приезду, – не дожидаясь ответа, Иоши вышел. Он пытался выбросить из головы Киоко, пытался не вспоминать Хотэку, но их лица – лица тех, кому есть что скрывать, тех, кого не должны были видеть, – намертво въелись в сознание.

Иоши шёл, хотя знал, что должен оставаться неподалеку от додзё, чтобы исполнять приказ и быть рядом с принцессой. Но он не мог остановиться, ноги сами несли его, будто расстояние могло притупить боль. Глупость, конечно. Сердце оставалось с ним и ныло, терзаемое предательством. Конечно, Киоко ему ничего не обещала, но всё же они были помолвлены, у них были… если не чувства, то хотя бы обязательства. Он бы смирился с тем, что она его не любит. Он бы смог с этим жить. Но смириться с тем, что она любит кого-то другого, что она, как его мать, будет уходить из дома, чтобы быть счастливой где-то ещё… К этому он готов не был.

Ему послышалось, что позади кто-то кого-то окликает, но он не обратил на это внимания, углубляясь в сад Божественных источников, сад покоя, красоты, тишины. Сейчас он придёт к озеру и выдохнет. Боль отступит. Хотя бы на время она станет не такой острой, позволит о себе ненадолго забыть.

– Иоши-сан! – Всё-таки окликали его. – Иоши!

Кажется, кто-то шёл за ним, даже бежал. Иоши никого не хотел видеть. Он искал уединения и надеялся найти его здесь. Обидно будет, если столь чудесное место придётся делить с кем-то ещё…

– Иоши, ёкай тебя подери! Стой! Именем принцессы Шинджу я приказываю тебе немедленно остановиться!

Он остановился и обернулся. Она зла? Напугана? Она только что прокляла его и обратилась к нему на «ты»? Насколько же сильно ей нужно оправдаться, раз она за ним бежала, так и не подпоясав кимоно?

– Киоко-химэ, чем могу служить? – он поклонился.

Она даже не пыталась скрыть свои чувства.

– Служить? Хотя бы тем, что не будешь делать поспешных выводов.

– Киоко-химэ…

– Хватит! Хватит «Киоко-химэ»! Хватит этих приличий! – она кричала и, похоже, даже не замечала этого.

Иоши только надеялся, что он единственный, кто видит и слышит её сейчас. Как бы он ни был зол, ему не хотелось, чтобы принцесса погубила себя подобной несдержанностью на людях.

– Я устала. Я знаю, что ты меня любишь, и знаю, как ты меня любишь. И я ужасно зла, что столько лет ты это скрывал, прикрываясь своими нарциссами и равнодушием. И ещё я ужасно зла, что мы не можем говорить так искренне, как я это делаю сейчас. Но я буду говорить, потому что я устала, смертельно устала играть по правилам.

– Я не скрывал, я просто… – он растерялся. Он совсем не ожидал подобного всплеска чувств от той, кто так тщательно всегда их скрывала за маской невозмутимости. – Киоко-химэ…

Она перебила его жестом.

– Киоко. Хватит, мы с тобой почти женаты. Я давно должна быть для тебя просто Киоко. Как и ты для меня – Иоши. И сейчас мы будем говорить честно. Я с тобой, а ты со мной. Хорошо? – она закончила уже спокойнее, без крика, но тяжело дышала. Непонятно, из-за бега или из-за волнения.

– Хорошо, – просто согласился он. Если она любит Хотэку и хочет об этом честно поговорить – тем лучше. Чем раньше он услышит неприятную истину – тем скорее от неё оправится и сможет принять.

Киоко прошла мимо него, завязывая пояс, который всё это время держала в руках. Она направилась к озеру, Иоши молча последовал за ней. Она не стала переходить на остров, кое-как завязала узел на поясе и села в траву. Никогда ещё кимоно не сидело на ней так странно и косо, даже после предыдущих занятий, когда он провожал её во дворец Лазурных покоев совершенно измотанную, едва переставляющую ноги. Но и в таком виде она всё равно почему-то оставалась прекрасной. Прекраснее всех, кого Иоши когда-либо видел.

Он опустился напротив, скрестив ноги, и его пальцы тут же принялись пощипывать траву. Он ждал.

– Я не знаю, с чего начать, – наконец призналась Киоко.

Иоши был не в силах смотреть, как ей трудно, поэтому опустил глаза и решил сказать то, что должен.

– Если вы… Если ты его любишь, мне остаётся только смириться, – он не поднял глаз, продолжая щипать травинку за травинкой, но почувствовал, что