Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не опускай голову. — мягко приказал он.
Его руки скользнули вдоль ее бедер, и Джим стал медленно раздевать ее. Во всем теле Леона ощущала порхание бабочек, когда он прикасался к ней. Избавив ее от одежды, он поцеловал ее губы и отошел на пару шагов назад, любуясь совершенным женским телом. Затем подошел к комоду, достал длинную льняную веревку и повязку для глаз.
Лишив ее возможности видеть, он ощутил, как подрагивала жилка на ее лбу.
— Не бойся, я не причиню тебе боль. — она дернула головой, ощутив его шепот возле уха.
— А я не боюсь. Я полностью доверяю тебе.
— Хорошая девочка. Заведи руки за спину.
Он достал из неосвещенной части комнаты стул, и усадил на него Леону.
«Шибари — древнее японское искусство связывания».
Джим сложил ее руки одну под другой, обвязал кольцом веревки чуть выше локтя, и связал с запястьями. Другой веревкой обвязал ее талию, подчеркнув форму груди и хрупкость плеч. Дыхание Леоны стало более глубоким, которое плотно упиралось в тугую веревку. Но страха нет, было только невиданное до этого момента удовольствие. Чем больше веревок опутывало ее тело, тем сильнее она впадала в медитативное состояние. От давления бандажа деятельность мозга затормаживалась, она утратила чувство времени, а в крови выработалось большое количество эндорфинов. Позже, все тело Леоны обвивала идеальная паутина. Она была полностью обездвижена, лодыжки и колени связаны. Оставался последний штрих. Прикрепив карабины к веревочному корсету, Джим ловким движением поднял Леону наверх, подвесив свое «произведение искусства» в воздухе, на специальном кольце под потолком. Джим собрал ее волосы в хвост и вплел их в узор.
— Все хорошо? — уточнил Джим и сел в кресло напротив нее.
— Да. — томно ответила Леона.
Он с особым удовольствием любовался идеальным бандажом, что сковал ее тело. Она была добычей, так ловко попавшей в его сети, а он — пауком. Его взгляд скользил по веревкам, с помощью которых ее грудь так сексуально выпячивалась, подчеркивая каждый вдох и выдох. Тело быстро привыкло к боли, расслабилось, жилы налились кровью, и застывшие в одной позиции мышцы начали издавать импульсы и вибрации, неведомые никогда раньше. Леона испытывала состояние сладкого онемения, теряя чувствительность снаружи и обретая ее изнутри. Джим расположил узлы таким образом, чтобы при малейшем движении девушки их давление приходилось на эрогенные зоны. Леона находилась под воздействием сокрушительных волн, атакующих ее тело. Пограничное чувство где-то между болью и наслаждением. В таком положении она была особенно уязвима и восприимчива к каждому прикосновению, воспринимающееся, как особый акт власти.
— Джим. — позвала она.
— Что-то не так? — с тревогой в голосе спросил он.
— Нет, просто хотела убедиться, что ты здесь.
Она услышала его усмешку, что прозвучала громче музыки. Он не спешил ее трогать и с интересом наблюдал за ней. Еще секунда, и он приподнял ее голову, наклонился и поцеловал, а затем медленно провел рукой между ее стройных ног. С ее губ слетел стон наслаждения. Джиму становилось все труднее сдерживаться, бандаж сближал их сильнее, чем секс. Он снял с ее глаз повязку, она улыбалась и смотрела в пространство перед собой, глазами полные страсти, боли, и удовольствия. Без резких движений Джим опустил ее, развязал и растер затекшие конечности. Ее взгляд прояснился. Она сидела у него на коленях. Затем Джим отнес ее в спальню. Оба были возбуждены, и все чего хотелось — раствориться друг в друге. Жадно сомкнув губы, они занялись лучшим в жизни сексом, в результате которого оба испытали ряд ярких оргазмов. Ни одна девушка не была способна на подобное поведение, после связывания, пребывая в легком трансе. Страх, эйфория, а потом забвение… так было всегда.
***
Связывая других девушек, Джим прежде всего получал эстетическое удовольствие от самого процесса обездвиживания. Он смотрел, как они беспомощно извивались на полу или в подвесе. После, кто-то уходил сразу, кого-то он оставлял у себя отдыхать, но не прикасался. И все же, иногда он спал с ними, не для удовольствия, но, чтобы создать иллюзию отношений.
С Леоной все было наоборот. Его возбуждала сама мысль о ее связывании. Он хотел этого еще с первой их встречи, когда еще не знал ее настоящую.
***
«Боже, что за великолепная ночь», думала Леона, открыв глаза. Джим готовил завтрак, что-то мурлыча себе под нос. Леона усмехнулась, а потом увидела на руках следы от веревок. Откинув одеяло, она посмотрела на себя. Крученые следы были не яркие, но все же видны. Заметив краем глаза, как открывается дверь, она укуталась обратно в одеяло.
— Привет! — сказала Леона в ответ на приветствие Джима.
— Это тебе.
Из-за спины он достал букет роз, перевязанные красной ленточкой.
— Они очень красивые.
Она улыбалась.
— Примешь, или так и будешь смотреть? — озадачился он ее нерешительностью.
— Спасибо!
Вытащив руку из-под одеяла, она потянулась к цветам. Он перехватил ее руку, перевернув запястьем к себе, и уставился на нечеткие следы, обвивающие кожу. Проведя по ее запястью подушечкой большого пальца, его взгляд скользнул вверх, туда, где был еще один след. Он посмотрел на Леону и их глаза встретились. Его взгляд выражал беспокойство.
— Это не страшно. — произнесла она.
Он наклонился и оставил на ее запястье легкий поцелуй.
— Встань. — пробормотал он.
— Зачем?
— Пожалуйста, выполни мою просьбу.
Вздохнув, она повиновалась. Его лицо стало немного хмурым, когда он, отойдя на метр, осмотрел ее тело, сплошь покрытое отпечатками от веревок. Не сказать, что эта картина удивила его, но он не ожидал, что эти отметины на ее нежной коже так повлияют на него.
— Признайся, тебе было больно? — спросил он.
— Только вначале. — пробормотала она.
— Черт! Почему ты не сказала?
— Потому что потом я расслабилась и начала получать наслаждение. Мне было хорошо. Можем повторить снова.
Приблизившись к нему, она положила руку ему на голову, уперлась лбом о его лоб, и закрыла глаза. Спустя пять секунд продолжила.
— Похожу пока в закрытой одежде.
— В жару? — он обнял ее за талию.
— Тогда вообще не пойду сегодня на улицу.
— Раз ты остаешься дома, я буду тебя развлекать. — он чуть отклонил ее назад и поцеловал.
— Хочешь прогулять работу?
— Я — директор.
— Уверен? Как говорится: кот из дома — мыши в пляс.
— Самый мой ненадежный сотрудник, думаю еще дрыхнет, а в остальных