Внутри были перегородки, разделяющие шкатулки на двадцать секций. В каждой, на подложке из хлопковой ваты и лоскута шелковой ткани, я разместила небольшие грамм по тридцать-пятьдесят кусочки и горшочки всего ассортимента мыловарни, подписав каждый кусочек и снабдив краткой аннотацией, рассказывающей о свойствах мыла. Хорошо, когда есть своя школа рабочей молодежи, и можно поручить учителю написать вместе с учениками по тридцать шесть копий одного и того же текста. А уж получив самую лучшую, отбеленную бумагу, вместо привычной желтой и дешевой, мои мыловары расстарались и написали красиво и почти без помарок.

И накануне бала оставалось только проверить все приготовления, успокоить нервничающего повара и проследить, чтобы никто нигде ничего не напутал.

Конечно же, я тоже переживала, как примут мои новшества гости. Слишком большие изменения я внесла в местные порядки.

День перед балом выдался суматошным. Начали собираться гости, и мне пришлось хорошо побегать, встречая каждого. Вот тогда я и оценила работу экономки, выполнявшую обязанности хозяйки на прошло балу. Оказывается, это очень сложно всем улыбаться и делать вид, что ты рада им больше, чем всем остальным. И если первым гостям я улыбалась искренне, радостно вручала шкатулки и с удовольствием рассказывала о том или ином мыле, то последних я встретила еле держась на ногах от усталости, и после дежурной улыбки, вручив подарок, поручила слугам заняться их размещением без меня.

А сама еле доползла до своих покоев и два часа отмокала в ванне, пока мама-Васка, проклиная шепотом всех гостей, из-за которых теперь «бедная девочка» мучается, растирала мою онемевшую от долгого напряжения левую ногу.

Мама-Васка уже ушла, оставив меня одну, а я никак не могла уснуть... лежала с открытыми глазами, пытаясь не представлять себе возможный завтрашний эпичный провал. И чем больше я его не представляла, тем сильнее стучало сердце от страха. А что если я провалюсь? А что если мои задумки не понравятся гостям? Или вдруг местный менталитет не приемлет того, что я хотела предложить на завтрашнем балу?

Вопросы... вопросы... вопросы... и ни одного ответа.

За стеной, в своей спальне, жених тоже не спал. Его шаги отвлекали меня от моих страхов, я знала, что бы ни случилось, он поддержит меня.

Как же так получилось, что этот человек, которого я всего полтора года назад ненавидела всеми фибрами души, вдруг занял все мое сердце? Я закрыла глаза и представила его перед собой. Красивый. Умный. Сдержанный. Порядочный, вежливый и интеллигентный. Он никогда не позволял себе повысить на меня голос, даже тогда, когда я старательно отыгрывала малолетнего ребенка, склонного к капризам... Почему я не сразу разглядела в нем это? Почему я видела только жадного, наглого и хитрого проходимца, который хочет отнять у меня состояние, а меня посадить под замок, а то и вовсе убить? Ведь сейчас я точно знаю, все это не про моего жениха. Мой папенька на самом деле любил свою дочь, и он никогда бы не отдал неразумную меня сволочи.

Хотя... мне ведь еще мама-Васка говорила, что мой папенька не сразу дал свое согласие... интересно, почему? Он ведь должен был понимать, что очередь из женихов к его больной дочери стоять не будет. Если кто-то на мне и женится, то исключительно ради его состояния. И максимум, что он может мне выторговать — это присмотр и уход в течении жизни.

Но в таком случае было бы логично вовсе не выдавать меня замуж, фактически передавая право решать мою судьбу чужому человеку, а оставить в монастыре. Церковь, заполучив отцовское состояние, совершенно точно не стала бы ничего менять в моем содержании. И бедную Марусю и дальше привязывали бы к кровати, дабы она не бродила по двору и не мешала монашкам...

Неоднократные отказы моего отца подтверждали мои догадки. И, я даже подскочила в постели, а что если именно поэтому в монастыре никто не пытался научить девочку даже элементарным правилам гигиены? Если разум ко мне вернется, то церковь получает десять процентов состояния моего отца, а если нет? Интересно, а каким было завещание моего отца до того, как он принял предложение Михаила Андреевича?

Надо спросить у падре... и что-то подсказывает мне, меня ждет большой сюрприз... взбудораженная мыслями я заснула. И мне приснился очень странный сон...

Залитая солнцем терраса. Я сижу на расстеленном одеяле и держу в руках свою любимую куклу... ее купил папенька совсем недавно. Привез из Фанкии, из Париста, города, который стоит на реке из сена...

У моей куклы настоящее лицо. С яркими синими глазами, вздернутым носиком и пухлыми губками. Папенька сказал, что нужно быть очень аккуратной, потому что лицо, ручки и ножки у куклы из фарфора. И они могут разбиться, как маленькая кружечка от маменькиного чайного сервиза...

- Лев Алексеевич, - в гостиной под окном которой я сидела, послышалась какая-то возня, будто бы папенька играл с собакой, и раздался смешливый и немного смущенный женский голосок, - какой вы, однако, нетерпеливый... ну, подождите же... послушайте... Мишеньке уже почти семь... нам нужно нанимать учителей... а-ах... Лев Алексеевич! Вы такой щедрый... о-ох, - женщина громко застонала...

Мама-Васка, сидевшая на ступеньках неподалеку, бросила вышивку, подскочила и, подхватив меня на руки, потащила прочь... Быстро, как будто бы мне грозила опасность. А моя кукла... я не смогла удержать ее в руках. И она упала, ударяясь фарфоровым личиком об пол... и его, перекашивая и превращая в кошмар, перечеркнула ветвистая трещина...

- Не-ет! - кричала я, вырываясь из рук мамы-Васки...

- Маруся! Маруся! - я проснулась то ли от собственного крика, то ли от того, что мама-Васка трясла меня плечо, - проснись!

- Мама-Васка, - приподнялась я на кровати, - что случилось?

- Мария Львовна, - встревоженный голос жениха раздался из моей гостиной, - что случилось? Вы так кричали...

- Кричала? - удивилась я и вдруг вспомнила свой сон... мысли заметались в голове. Что это было? Воспоминание Маруси или просто фантазия? Надо спросить у мамы-Васки... но сначала, - Михаил Андреевич, все хорошо... мне приснился дурной сон... Идите спать...

Я вцепилась в свою няньку, как бы намекая, что она должна остаться. А когда жених, пожелав мне спокойной ночи, ушел, я подняла глаза на нее и зашептала:

- Я кажется что-то вспомнила... Мама-Васка... скажи, у меня была кукла... с нарисованным лицом? Она еще упала и разбилась... была?

- Марусенька, - всхлипнула мама-Васка и разрыдалась. Она не могла ответить, только кивала головой, как собачка на приборной панели в той самой машине, которая меня сбила.

- Скажи, - я сглотнула... страх сжал сердце. Вдруг я что-то не так помню. Или не так поняла, - а... мама Михаила Андреевича... и мой... папенька, - выдавила я из пересохшего горла, - они были вместе?

Мама-Васка мгновенно перестала плакать и, испуганно взглянув на меня, попятилась задом к краю кровати, намереваясь улизнуть.

- Мама-Васка! - схватила я упрямую няньку, - значит это правда?! И Михаил Андреевич... он может быть моим братом? Поэтому папенька ему отказывал столько раз? Мама-Васка!