Как только Валя и Карик укреплялись на новой площадке, Иван Гермогенович сбрасывал им веревку и, крепко цепляясь за каждый выступ, осторожно спускался сам.

Так прошли они почти половину опасного пути. Земля приближалась с каждым шагом. Уже можно было разглядеть узловатые стволы травяного леса.

– А все-таки далеко еще! – сказал Иван Гермогенович. – До земли мы доберемся, пожалуй, не раньше чем через два часа.

Все они сильно устали. Плечи и колени путешественников были в ссадинах, в синяках, в царапинах. Руки и ноги дрожали.

Пора было отдохнуть. На одной из широких площадок профессор и ребята остановились.

– Привал! – скомандовал профессор, падая в изнеможении на бугристую площадку.

Ребята опустились рядом с ним. Иван Гермогенович лежал, тяжело дыша, вытирая ладонью мокрое от пота лицо. Карик и Валя сидели, свесив ноги над пропастью. Все молчали. Вдруг Валя вскочила, замахала руками:

– Ай, смотрите! Кто это?

– Что? Что такое? – спросил Иван Гермогенович, приподнимаясь.

И тут профессор увидел огромную голову, покрытую лесом густой щетины. Короткие, но цепкие лапы хватались за края площадки. Наконец животное вскарабкалось на площадку. Выгибая лохматое длинное тело, оно поползло по коре, перебирая многочисленными ногами. За ним появилось другое, такое же лохматое и длинное, затем еще и еще.

– Не бойтесь, – сказал Иван Гермогенович, усаживаясь на выступ коры. – Это – гусеницы соснового шелкопряда. Нас они не тронут.

– Ох, все-таки я их боюсь! – прошептала Валя.

– Чего трусишь? – сказал Карик. – Говорят тебе, что они не тронут, – значит, не тронут… Чем они питаются? – спросил он у профессора.

– Зеленой хвоей и мягкими, молодыми побегами сосны, – ответил Иван Гермогенович.

– Ну вот видишь. Это гусеницы-вегетарианки. Можешь даже погладить рукой любую гусеницу.

Но Валя на всякий случай отодвинулась подальше.

Профессор, улыбаясь, подошел к Вале, похлопал ее по плечу, сказал:

– Не бойся, не бойся, дружок. Сейчас они уползут дальше. Мы-то им совсем не нужны. Они подбираются к хвое, к молодым побегам сосны. А вот зелени достанется от волосатых вегетарианок. О, я их прекрасно знаю! Когда-то написал даже о них книгу.

– Книгу о гусеницах? – удивилась Валя.

– Что ж тут удивительного? – пожал плечами Иван Гермогенович. – Ведь эти гусеницы – настоящая лесная саранча. Они собираются в бесчисленные стаи и пожирают хвойные леса, как саранча пожирает хлеб. Однажды я видел лес, по которому прошли шелкопряды. Он был начисто обглодан этими обжорами. Десятки километров ехал я, но нигде не видел ни одного зеленого пятнышка, только голые сучья торчали во все стороны.

Тут профессор поглядел вверх и улыбнулся, как будто увидел самого лучшего из своих друзей.

– А вот и микрогастер неморум! – сказал Иван Гермогенович. – Добро пожаловать! Добро пожаловать!

– Где? Кого это вы увидели?

– А вы разве не видите?

В воздушных волнах, прямо над гусеницами шелкопрядов, бесшумно парили огромные животные с узкими телами, с длинными прозрачными крыльями.

– Комары! – закричала Валя.

– Микрогастер неморум! – повторил Иван Гермогенович. – Наездники! Друзья лесов и полей. Смотрите, ребята, что будет дальше. Многие ученые позавидовали бы сейчас! Ррраз! – отсчитывал профессор. – Есть один! Рраз! Другой! Прекрасно! Рраз! Третий! Молодцы! Смотрите! Смотрите!

Крылатые наездники падали сверху на гусениц, точно коршуны на добычу, и усаживались у них на спинах.

– Едут! Едут! – засмеялась Валя. – Настоящие наездники!

Это было похоже на забавное представление в цирке, где собаки катаются на лошадях, а на кошках мчатся перепуганные мыши.

Ребята захлопали в ладоши. Но вдруг Валя опустила руки, поглядела на профессора и растерянно спросила:

– Эти… микры… что ж они делают?

Она увидела, как наездники быстро поднимают вверх брюшко с острой шпагой на конце и со всего размаху вонзают эту шпагу в спины гусениц. Кольнув гусеницу, они сейчас же взлетали вверх.

– Дерутся! – сказала Валя. – Дерутся, а не катаются!

– И не дерутся, и не катаются! – ответил Иван Гермогенович. – Наездники прокалывают своим острым яйцекладом кожу гусеницы и под кожу кладут яички. Через некоторое время из яиц выйдут личинки наездника и примутся уничтожать гусениц… Они, я полагаю, сожрут гусениц раньше, чем из них выйдут бабочки-шелкопряды… Если бы, друзья мои, не было наездников, сосновый шелкопряд пожрал бы все леса, но микрогастер не дает ему расплодиться. Поэтому мы можем назвать микрогастера лучшим сторожем наших лесов.

– А нельзя ли разводить их искусственно? – спросил Карик.

– Микрогастеров?.. Можно! – сказал профессор.

– Так почему же их не разводят?

– Пробуют, но не всегда эти опыты бывают удачны, – ответил Иван Гермогенович. – К сожалению, в личинки этих наездников откладывают свои яйца другие наездники. Правда, совсем крошечные, но эти яйца убивают микрогастера, и он погибает.

– Вот паразиты! А разве нельзя эту мелюзгу уничтожить?

– Можно! У этих крошечных наездников есть тоже свои враги, тоже наездники. Это уже совсем малютки.

– Ну вот, – сказал Карик, – этих-то, значит, и надо разводить!

– Да, это, конечно, разумно, – согласился профессор, – да вот беда: есть еще на свете наездники, которые откладывают свои яйца в личинки этих полезных крошек.

Карик смущенно развел руками:

– Вроде… сказки про белого бычка. Начало есть, а конец потерялся.

– Вот именно, вот именно! – подхватил Иван Гермогенович. – Иной раз кажется, что ты уже нашел конец и все, все узнал о том или ином животном, но стоит только поглубже и посерьезнее вникнуть в суть дела, как убеждаешься, что в твоих руках не конец, а только начало новой, увлекательной главы исследования.

Профессор позабыл, что он сидит на кусочке коры. Он вскочил и с жаром начал говорить о том, как ученые, точно Колумбы, путешествуют ежедневно в неведомых странах и как открывают они все новые и новые материки.

По коре, точно по широкому проселочному тракту, ползли вверх шелкопряды. Навстречу им спускались гигантские жуки. Над сосновой дорогой порхали крылатые животные. Профессора бесцеремонно толкали гусеницы-шелкопряды, деловито ползущие вверх. Его чуть не свалил с ног огромный черный жук, а он все говорил, говорил, говорил…

Как долго простоял бы Иван Гермогенович на кусочке коры, словно на кафедре, неизвестно. Возможно, что беседа затянулась бы до вечера. Но тут неожиданно в нее вмешался какой-то крылатый зверь. Он камнем упал рядом с профессором и ударом крыла отбросил его в сторону. Потом, приподняв вверх брюхо с длинной острой пикой, зверь коротким, сильным ударом пробил кору около самой головы профессора.