Далее последовал альбом в стиле диско. На его создание меня отчасти вдохновил клуб «Студио 54», где я проводил уйму времени всякий раз, как прилетал в Нью-Йорк. Мне безумно там нравилось – он разительно отличался от всех клубов, где мне доводилось бывать. Владельцу Стиву Рубеллу удалось создать волшебное пространство, населенное очаровательными официантами в микрошортах и другими фантастическими персонажами. Я говорю сейчас не о знаменитостях, хотя они ходили туда толпами. Я имею в виду Диско Салли – ей тогда было за семьдесят, но вела она себя как молодуха, у которой вся жизнь впереди. Или Роллерину, парня, одетого как мисс Хэвишем из фильма «Большие надежды»[160] и раскатывающего по залу на роликах. Больше всего изумляло, как же Рубеллу удалось создать такой удивительный клуб – он пребывал в состоянии перманентного кайфа от метаквалона[161]. Оказавшись в «Студио 54», вы словно попадали в сказочную страну, где случиться могут самые невероятные вещи. Они, кстати, случались. Однажды «Рокет» устраивал там вечеринку, и я заметил, что Лу Рид и его любовник-трансгендер увлеченно разговаривают не с кем-нибудь, а с самим Клиффом Ричардом. С одной стороны, приятно было наблюдать мирную беседу людей, придерживающихся, мягко выражаясь, несхожих мировоззрений. С другой, я голову сломал, пытаясь догадаться, о чем же они могут друг с другом говорить.

Внизу, в подвале, был небольшой зал, куда знаменитости спускались, чтобы нюхнуть кокаина прямо с пинбол-автомата. Каждый поход туда становился приключением. Как-то на меня налетела явно одурманенная Лайза Миннелли и начала уговаривать взять ее в жены. И все же главное, что привлекало меня в «Студио 54» – то, о чем мало кто вспоминает, а именно музыка. Ну, если честно, музыка и официанты, хотя склеить официанта не удавалось никак. Я честно пытался, заводил с ними беседы, но они никогда не заканчивали работу раньше семи утра. Конечно, я бы с удовольствием подождал бы и до семи, но обычно к этому времени начинали вовсю сказываться ночные излишества. Сложно настроиться на изящный флирт, когда глаза у тебя не разъезжаются и найти выход ты можешь лишь с третьей попытки.

Так что оставим официантов и вернемся к музыке. Стиль диско я полюбил сразу, как только впервые услышал его в лос-анджелесских гей-клубах. Именно поэтому в «Вудсайде» я построил дискотечную площадку. Когда гости приходили повеселиться, я брал на себя роль диджея и старался впечатлить их своей коллекцией тридцатисантиметровых синглов. Должен признать, у диджеев «Студио 54» коллекция была лучше, как, впрочем, и оборудование – по сравнению с ним мои динамики, специально привезенные из Лондона со студии «Тридент», звучали как транзисторный приемник с севшими батарейками. Но танцевали все, даже Род Стюарт, а это настоящий подвиг с его стороны – почему-то Род всегда вел себя так, будто танцы противоречат его религиозным убеждениям. Чтобы выйти на танцпол, ему требовался стимул, который, впрочем, всегда был под рукой – я носил с собой бутылочки с амилнитритом[162]. Попперсы пользовались большой популярностью в гей-клубах семидесятых годов: открываешь бутылек, нюхаешь – и получаешь дозу быстрой легальной эйфории. Препарат, который я пользовал, назывался (прошу прощения) «Оргазм», и Рода он полностью преображал. Помню, я предложил ему попробовать зелье первый раз – и о чудо! – после пяти часов бесполезных уговоров встать и подвигаться я обнаруживаю его на танцполе, причем плясать он, похоже, собрался до утра. Прервался лишь на минуту, да и то чтобы попросить добавки: «Эй, Шэрон, у тебя там не завалялось еще оргазма?»

Одним из самых известных продюсеров в диско-музыке был Пит Белотт, которого я знал еще с шестидесятых: «Блюзология» как-то играла с его группой The Sinners в клубе «Топ Тен» в Гамбурге. Приятно было встретиться с ним снова. Альбом, который мы записали вместе, мог бы выстрелить – если бы я не решил сочинить все песни сам вместо того, чтобы спеть материал, подготовленный штатными авторами Пита. Такая идея возникла у меня потому, что я задолжал американскому лейблу «Уни» еще два альбома. Я по-прежнему злился на них из-за сингла Song For Guy и хотел максимально быстро закрыть контракт, причем с минимальными усилиями. Не все в диско-альбоме Victim of Love было так уж ужасно – если бы, например, в «Студио 54» включили первый трек, я бы под него точно потанцевал. Но есть одно железное правило: нельзя записывать альбом с корыстной целью, какой бы она ни была. Это обязательно вылезет наружу и проникнет в музыку. Кроме того, альбом вышел в конце 1979 года, как раз когда в Штатах поднялась волна нападок на диско, и особенно на рок-музыкантов, пробовавших силы в этом жанре. Victim of Love с треском провалился по обе стороны Атлантики. И снова компанию «Рокет» трясло от воплей Джона Рида, и снова он в ярости поувольнял всех сотрудников, чтобы потом тихо-мирно принять всех назад.

В Мэдисон-сквер-гарден я объявил о том, что больше не собираюсь выступать вживую, но на самом деле сомневался, что смогу выполнить это обещание. По крайней мере, полностью. Если честно, я не знал, считать ли это самым умным ходом в моей карьере или же, наоборот, самым глупым. Мое мнение постоянно менялось в зависимости от настроения и с вполне предсказуемыми последствиями в виде всевозможных безумств. Сегодня я чувствовал себя совершенно счастливым и разглагольствовал перед всеми, кто еще мог меня слушать, мол, как же хорошо не таскаться по гастролям, наслаждаться свободным временем и спокойно работать президентом футбольного клуба «Уотфорд». А назавтра в ажитации звонил в «Стифф Рекордз», небольшой независимый звукозаписывающий лейбл, с которым сотрудничали Йэн Дьюри[163] и Элвис Костелло[164], и предлагал себя в качестве клавишника для их предстоящего гастрольного тура. И они соглашались. Мое внезапное желание вновь предстать перед зрителями подогревала страсть, вспыхнувшая к одному из их артистов – парню по прозвищу Безумный Эрик. К сожалению, он оказался недостаточно безумным для того, чтобы ответить мне взаимностью.

Затем я собрал новую бэк-группу, взяв за основу команду China, которую сформировал Дэйви Джонстон после того, как я объявил об окончании гастрольной деятельности. Три недели мы усиленно репетировали перед благотворительным концертом в Уэмбли. Я принял в нем участие потому, что его устраивал фонд Goaldiggers, с которым я сотрудничал. Во время репетиций я постоянно заговаривал о том, чтобы вернуться к прежней гастрольной жизни. Но в ночь накануне концерта решил, что это страшная ошибка, и объявил зрителям, что на сцену больше никогда не выйду, никого заранее об этой эскападе не предупредив. Джон Рид, как обычно, пришел в бешенство. Предельно откровенную дискуссию, состоявшуюся между нами за сценой после концерта, зачарованно слушал не только целый стадион «Уэмбли», но и почти весь северный Лондон.