Он встает. И на секунду мне кажется, что Антон действительно бросится в бой. Но шакаленок вдруг демонстрирует, что не зря у меня учился.

– И что, даже не спросите, как мне так ладно удалось все разыграть?

– А что, ты в самом деле думаешь, будто у тебя вышло? – вместо вопроса, на который он явно рассчитывал, скалюсь я. Пусть теперь гадает, на каком этапе я его раскусил. Щенок! Пусть теперь гадает… Держать лицо я как никто умею. Ему до меня еще расти и расти. По большому-то счету. Так как же он все-таки залез мне под кожу?

Ну, допустим, про Наташу я ему сам рассказал. Было дело. Но дальше… На каком этапе он подключил Жанну? Думаю, после той истории в клубе. Может, просек, что я как-то не так на нее смотрю. А дальше двигался ощупью. Из расчета – получится, так получится.  А нет – так и хрен с ним. Если что и было подстроено – так это наша встреча на реке. Не исключаю, что девочку и покалечили неслучайно.

– Иван Савельич…

– Пошел вон, Антоша.

Его лицо каменеет. Он встает и неторопливо идет к двери. Может, мне стоило его выгнать на улицу. С волчьим билетом. Чтобы была наука. Но нет… Это он – наука мне. Пусть маячит перед глазами. Как напоминание о том, что никому нельзя верить. Он не виноват, что я дал маху. Да и вообще плох тот щенок, который рано или поздно не выступит против вожака. Он попытался. Я оценил.

Растираю лицо. Оседаю в кресло и откидываю голову на подголовник. Мысли мечутся в голове. Ведь если так разобраться, Антон – не самая моя большая проблема. Другое дело – Жанна. Я не могу не задумываться о том, что ею двигало. Хотя и не уверен, что готов к правде. Особенно теперь, когда все так сильно усложнилось ее беременностью, о которой девочка не спешит мне сообщать. Глупая, неужели она в самом деле верит, что от меня можно что-то скрыть? Иной раз мне хочется ее встряхнуть. Хочется прямо спросить, какого хера? Зачем ты врешь врачу? Зачем мне… ладно, не врешь, но зачем осознанно утаиваешь правду? Но что-то в последний момент стопорит. И я приглядываюсь к ней снова и снова, задаваясь вопросом, что же её в действительности держит возле меня? Любовь ли? Я не уверен. Я своими глазами видел, как Жанна отреагировала на новость о беременности. Пришлось поднять записи камер, когда она не смогла мне внятно объяснить, откуда на ее теле взялись порезы.

То, что мой ребенок ей совершенно не в радость – понятно. Как бы трудно мне ни было уложить этот факт в голове, и как бы больно он не бил по самолюбию. Я пытаюсь себя убедить, что мне некого винить в случившемся. Девочка молодая, мне нужно было спросить, чего она хочет, а не делать все на свой нос. Но что уж теперь, когда все случилось? Не избавляться же от ребенка? Моего, Ивана Князева, ребенка… Плоти от плоти моей.

Я не позволю. Даже если она захочет… На этот счет у её охраны даже имеются детальные инструкции. Сообщить мне, если…

– Иван Савельич!

– Да?

– Жанна Михайловна едет в больницу.

Я срываюсь с места в секунду. Мне везет. По насмешке судьбы эта самая больница находится буквально в паре кварталов от конторы. С мигалкой да на максимальной скорости добираемся за пару минут.

Я не знаю наверняка, но нисколько не сомневаюсь в том, что Жанна задумала. Подсознательно я давно понимал, к чему идет. Просто еще надеялся.

– Где? – рявкаю я.

– На второй этаж и направо.

Она сидит на металлическом стульчике и выглядит полумертвой. Это немного меня тормозит, но не слишком. Внутри что-то крошится, рушится, рвется. Мне так херово, что я вот-вот выблюю это дерьмо на неё. Чтобы и ей было так же плохо. Нет. Хуже…

Как она могла?

– Сейчас ты скажешь, что с ребенком все в порядке.

Жанна глядит на меня как кролик на удава и легонько кивает. Я поворачиваюсь и, не отпуская её руки, подталкиваю девчонку к выходу. Но в ту же секунду она теряет сознание. Я подхватываю ее в последний момент. Спускаюсь по ступеням, выхожу на улицу под любопытными взглядами зевак и осторожно усаживаю в машину. Жанна приходит в себя, когда я устраиваюсь рядом.

– Аборта не будет. Это понятно?

Жанна кивает. Ее черные бездонные глаза затапливают слезы. Но я даже им не верю. И потому сиплю:

– Не слышу!

– Понятно, – шепчет она. – Я не думаю, что когда-нибудь на это решилась бы.

Хорошо, если девочка сказала правду. Но ведь теперь мы этого никогда доподлинно не узнаем?

Смотрю на неё и понимаю, что… нет. Нельзя мне быть рядом с ней. Когда внутри ярость токами. Когда от одной только мысли о том, что она задумала, сносит все контроли. И хочется убивать. Нужно как-то дистанцироваться. Напомнить себе, что она слишком юная. И не может нести ответственность за то, что не выбирала для себя. Это я какого-то черта решил, будто готов к отцовству. И что любая женщина будет счастлива мне родить.

Я ошибся.

И это такое нехреновое потрясение… Еще одно. В череде многих.

– Если ты не готова быть матерью, можешь родить и оставить ребенка мне. Я тебя ни к чему не принуждаю.

Жанна смотрит на меня, будто в первый раз видит.

– Нет. Я так не смогу. Ты что?

Тру виски. Мне нужно решить, как организовать за ней наблюдение так, чтобы свести на нет попытки членовредительства. Я должен понять, насколько сильно ее желание избавиться от ребенка.

– Первую беременность прерывать чрезвычайно опасно.

– Я не собираюсь ее прерывать! – кричит Жанна сквозь слезы. – Я не собираюсь ее прерывать, я просто… Запуталась. Понимаешь? Я не была готова!

Жанна плачет. Я веду пальцами по ее щеке. Я узнал все, что требовалось. Больше давить не стоит. Как я и думал, она просто испугалась. Это понятно. Наверное, понятно… Да.

– Ну, все-все. Не плачь.

– Я просто запуталась. Запуталась. И все…

– Ничего… Ничего. Теперь все будет хорошо.

Я обнимаю девочку. Она без всяких раздумий бросается мне в объятья. И горько плачет, орошая слезами мою рубашку. Может, не все так плохо. Может, нам еще удастся залатать дыры и сохранить, скрепить там, где пошатнулось. Все дело в депрессии, так? Она просто не ведала, что творила. Или…

Наверное, это «или» теперь со мной навсегда. И есть только один способ выяснить правду, минуя Деева. Та сучка, кажется, Марго?

– Куда мы едем?

– В больницу. Тебя осмотрит нормальный врач.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что с тобой и с малышом все хорошо. Ты очень сильно переволновалась. Это может… повлиять.

Наверное, понимая, что спорить со мной бесполезно, Жанна соглашается. Нас принимают сразу же. Тщательное обследование показывает, что, несмотря на последние события, ребенок в порядке. У Жанны легкий гипертонус, который, по заверению врачей, бывает едва ли не у каждой беременной. Нам выписывают какие-то таблетки и отправляют восвояси. В тот день я, как ответственный семьянин, возвращаюсь домой вместе с Жанной. Она так измучена, что тут же ложится спать. А я еще долго брожу по дому, гадая, как нам быть дальше.