А еще наставник как-то обмолвился, что, если этот шелк смочить, к примеру слюной, потому что вода с него просто-напросто скатывается, то он прилипает к коже. Прочно так прилипает… надежно… а уж если с тем зельем, которое намешала Грета, пытаясь создать новое кровоостанавливающее средство… что сказать, из заклеенных ран кровь и вправду не шла. Да и подошва, посыпанная зеленой трухой, прилипла к ботинку намертво, как и та надоевшая половица, которую и гвозди удержать на месте способны не были. Теперь вот уж третий год как лежит, не шелохнется.

Спору нет, средство отличное, у меня с прошлого раза еще полбанки осталось, вторая ушла на надгробье почтенного господина Аверса, нечаянно разрушенное при попытке упокоить одно крайне сволочное умертвие. Проблема лишь в том, что треклятый порошок тоже наносится только на влажную поверхность.

А вода с эльфийского шелка скатывается.

В общем, слюны нужно много.

Или крови.

Вот и посмотрим. Кровь использовать я не рискну, а вот слюны мне не жаль. Я сложила подштанники вдвое и, помянув всех богов сразу и отнюдь не с благодарственной молитвой, сунула кусок в рот.

– Что ты…

– Ни-че-го… молчи…

Говорить, слюнявя эльфийские подштанники, еще то удовольствие. Надеюсь, это хотя бы не зря и вообще… я старалась не думать, что со стороны выгляжу малость ненормально, что все эти байки могут оказаться байками, а я…

Я просто пережевывала плотную ткань, которая на редкость туго пропитывалась слюной. Однако я была упряма, а слюна… стоило представить пропущенный ужин, и слюны становилось достаточно.

– Они не очень питательны, – счел нужным уточнить Эль. – А булочки я съел.

Это он, конечно, зря, но ничего, будет день, будут и булочки.

Я помяла подштанники, отметив, что они и вправду норовят прилипнуть к коже. Что ж… из всех имевшихся в наличии вариантов, нынешний представлялся самым безумным, а потому определенно имел некоторые шансы на успех.

Сыпанув на шелк зеленой пылью, которая медленно расползлась по ткани, я набросила подштанники на иглу. Вот так… и дыру в боку тоже посыпала, щедро.

А потом поманила кота.

– Треснет – чучело сделаю, – пообещала я, но это так, скорее для самоуспокоения. Все равно не поймет. В темноте глаз маншула нехорошо блеснул, и даже подумалось, что чучело вполне могут сделать и из меня. Маншул аккуратно ухватил иглу.

Потянул.

Медленно так.

Очень и очень медленно. Умница моя лохматая… я придерживала ее, выползающую, пальцами, облепливая тканью.

Еще немного.

И еще.

Самую малость. Эль и дышать-то перестал, что было весьма разумно с его стороны. Я вот тоже старалась через раз, да и еще руки подло норовили дрогнуть, а пальцы вовсе утратили чувствительность, то ли от страха, то ли от зеленой жижицы, что облепляла шип.

Ничего.

Справимся.

Как-нибудь… мы вообще везучие… нас почти божество не сожрало и… и главное, думать о чем-то отвлеченном… например, о том, как матушке эльфячьей нажалуюсь, что драгоценного сыночка ее используют в сомнительных целях, и пусть сама ищет этих затейников.

А мне бы просто иглу вытащить.

И…

…почти уже.

Она казалась бесконечной, эта треклятая игла. И когда, слегка дрогнув, выскользнула-таки, я не удержалась, всхлипнула. И носом шмыгнула. И едва не разревелась, а маншул посмотрел этак, с упреком, мол, не стоит нервы зря тратить.

Ему-то хорошо.

У него нервы мертвые.

Он приоткрыл пасть и выплюнул длиннющую иглу, которая с легким премерзким звоном упала на пол. Покатилась, закружилась и лопнула-таки, выплеснув синеватую слизь, в которой плавали темные искры семян.

Мерзость.

А подштанники можно считать безвозвратно утерянными. Хотя… сомневаюсь, что Эль стал бы носить жеваные.

– Т-ты как? – поинтересовалась я, поежившись. А руки и вовсе спрятала за спину, скрывая мерзопакостную дрожь. Вот какой из меня некромант? Пальцы так трясутся, что простейшее заклятие выплести не сумею.

– Н-не знаю, – Эль прижал руку к боку. – Н-надеюсь, хорошо. Если… если в ближайшие сутки не умру, т-то у т-тебя п-получилось.

Сказано это было с явным удивлением. Впору оскорбиться этаким недоверием, но я и сама понимала – кажущаяся цельность и реальная – две большие разницы. И появись в этой игле хоть одна крохотная трещинка…

…а замужем мне уже и нравится начало.

Он готовит.

Посуду моет.

И крышу обещал починить. Нехорошо умирать, не выполнив обещание.

– А… – я подтянула к себе сумку, раскрыла ее, вытащила пару склянок. – Вот… кровеостанавливающее. И укрепляющее. Грета мешала…

Эль, кажется, слегка вздрогнул, но к чести его отказываться не стал. И правильно. Грета, может, и не отличается постоянством, но в зельях толк знает. Я протянула носовой платок. Почти, к слову, чистый. Эль принял.

Задрал рубаху.

Рана выглядела… да никак не выглядела, этакое махонькое пятнышко, которые и перевязывать-то стыдно. Капля крови выкатилась, да и застыла на коже.

– Все равно помажь, – велела я. – На всякий случай.

Спорить он не стал.

А я задумалась над тем, что, собственно, делать дальше. Лезть вниз, где Эль услышал воду, не стоит по определению. На вторую операцию у меня нервов не хватит, равно как и подштанников не осталось.

– Вниз не пойдем, – озвучила я очевидную мысль. – Попробуем выбраться…

…а вот с кольцом, которое я подрядилась принести, что-то надо придумать.

На всякий случай я встала и обошла зал. Не поленилась заглянуть в недоделанные саркофаги, убеждаясь, что помимо пыли в них ничего интересного. Поискала по углам и даже в букеты нос сунула, но не обнаружила никаких колец, не считая того, что выглядывало из потолка, явно предназначенное для увесистой люстры. Однако подозреваю, что имелось в виду вовсе не оно.

До него попробуй-ка доберись.

А доберешься, так еще и выковырять из камня надо…

Маншул заворчал. А я мне вдруг стало не по себе… такое вот мерзковатое ощущение чужого взгляда. И главное, прелюбопытного такого.

Я крутанулась.

И…

– Выходи, – зачарованный камешек никуда из кармана не делся.

– Злая, – пожаловались из темноты тоненьким голосом. – Я тебя съем.

– Я невкусная.

– А я не привередливая.

– Ну, если только так. Может, просто поговорим? – я всматривалась в темноту, но тьма меня забери, не чувствовала опасности. Присутствие – да, и то, что присутствовало рядом существо, к миру живых не относящееся, тоже, но опасности – нет.