словно бездонные омуты. Затем она подошла ко мне, привстала на цыпочки и, обхватив за шею, запечатлела на моих губах мягкий, на девяносто девять процентов сестринский поцелуй. И прошептала:

– Готово.

В глубине моего существа что-то щелкнуло, словно я был сделан из деталек конструктора лего и одна из них разболталась, но Молли твердой рукой вернула ее на место. По телу прошла легкая дрожь, и я понял, что сделка заключена.

«Адские погремушки… Какие у нее сладкие и нежные губы…» – не к месту подумал я.

Она опустила глаза и медленно, очень медленно попятилась. Провела ладонью по губам и задумчиво произнесла:

– Если я не увеличу популяцию леших, Мэб будет в ярости, но… – Она кивнула. – Я сделаю для тебя эту игрушку.

– Ты просто прелесть.

– Да, я потрясающая, – согласилась она. – Но все очень запущено, и нельзя загадывать, насколько я смогу тебе помочь.

– В данный момент, – сказал я, – меня устроят любые варианты.

Глава 17

Я отвез Молли в город и высадил у посольства свартальвов, где охранник, чье лицо мне было совершенно незнакомо, тут же приветствовал ее, проявив при этом безмерное уважение. Я до сих пор толком не знал, за какой такой подвиг свартальвы готовы Кузнечика на руках носить, но понимал, что здесь ее ценят не только за красивые глаза.

Словно подросток, отвезший подругу домой на пять минут раньше назначенного срока, я проводил Молли взглядом и убедился, что она без проблем вошла в здание, после чего тронулся с места.

Самочувствие было ужасное.

Такое ужасное, что ужаснее некуда.

И мне хотелось домой.

«Дом» – одно из простых, но важнейших слов, знакомых нам с самого раннего детства. Часть той материи, из которой скроены люди. И не важно, кто ты – вампир, чародей, секретарь или школьный учитель. У тебя должен быть дом. Или хотя бы его подобие. Человеку нужна точка отсчета, с которой он будет сравнивать все остальное, и этой точкой зачастую становится дом.

Иногда это полезно. Помогает ориентироваться в нашем запутанном мире. Не зная, в какую сторону ты повернулся, нельзя угадать, куда отправишься, начав переставлять ноги.

А иногда – вредно. Например, встретив что-то, совершенно противоположное понятию «дом», ты можешь испугаться или выйти из себя. Людям такое свойственно.

У слова «дом» имеется множество простых и в то же время глубоких значений.

Дом – это место, где ты ешь самую вкусную еду, поскольку другим хищникам придется постараться, чтобы отобрать ее.

Это место, где ты и твоя вторая половинка находитесь в наиболее интимной обстановке.

Это место, где ты растишь потомство, ограждая его от мира, в котором творятся ужасные вещи.

Это место, где ты спишь в безопасности.

Это место, где ты отдыхаешь.

Это место, где ты мечтаешь.

Дом – это место, где ты обдумываешь настоящее и строишь планы на будущее.

Это место, где хранятся твои книги.

И в первую очередь это место, где мир таков, каким ты хочешь его видеть.

Ранним утром я ехал по улицам Чикаго и страшно хотел ничего не чувствовать. Голова раскалывалась от недосыпа и скудного количества недостаточно питательной пищи. Ныло все тело, в особенности предплечья и кисти рук. За рулем меня укачало, и к головокружению добавились частые жалобы со стороны желудочно-кишечного тракта.

Брат попал в беду, и я до сих пор не знал, смогу ли его выручить.

Мне вспомнились страдания Жюстины, страх и доверие в ее глазах, когда я пообещал помочь Томасу, и вдруг я почувствовал невыносимую усталость.

Страшно хотелось поехать домой.

Вот только дома у меня больше не было.

Уютная старая квартира с ее вечным беспорядком канула в небытие. Ее стер с лица земли джентльмен Джонни Марконе, чтобы расчистить место для своего дурацкого замка и Общества Светлого, многообещающего, перспективного Будущего. Ну да, это произошло уже после того, как вампиры Красной Коллегии сожгли мой дом дотла, но затем я отбил у них охоту безобразничать. С моей точки зрения, мы были квиты.

Но я скучал по своему дивану и удобным креслам у камина. Скучал по тем временам, когда мог читать несколько часов кряду и Мыш мирно дремал в ногах, а Мистер мурлыкал у меня на коленях. Скучал по подвалу с захламленной, но полностью функциональной магической лабораторией и Бобом на полке. Скучал по простым и понятным проблемам – например, по делу предприимчивого колдуна, решившего основать собственный наркокартель.

А еще я скучал по тем временам, когда не боялся за людей, которых любил.

На одном из светофоров я окончательно приуныл. Повесил голову, пустил слезу и поднял взгляд, лишь когда стоявший сзади парень забибикал. В приступе острой неприязни я задумался, не взорвать ли его машину, но решил воздержаться от таких радикальных мер. В конце концов, это не он прозевал зеленый свет.

Я не знал, что делать.

Мне было плохо, я устал и чувствовал, что сбился с пути. Поэтому у меня оставалась только одна дорога.

Когда небо на востоке зазолотилось, я подъехал к жилищу Карпентеров и, выбираясь из машины, обратил внимание на пожилого джентльмена в красной бейсболке и фланелевой рубашке: он вышел из третьего по соседству дома и поплелся к калитке за утренней почтой. По пути он пробуравил меня сердитым взглядом, будто я только что заходил к нему во двор и перемешал газетные листы в произвольном порядке. Он подобрал газету, свернул ее и чопорно удалился в дом.

Черт возьми. Будь я в том возрасте, когда тебя без всякой на то причины раздражает случайный парень на улице, непременно взорвал бы его автомобиль.

Стучать в дверь я не стал. Вместо этого отправился прямиком на задний двор, где рос громадный древний дуб, а детский домик на его ветвях походил на декорацию из диснеевского фильма. Чуть дальше располагалась мастерская, и ее раздвижная дверь была полностью открыта. Из старого радиоприемника лился классический рок, а на скамье тягал железо один из лучших людей, которых я знаю.

На лицо Майклу Карпентеру за пятьдесят. У него серебристые волосы, серые глаза и ухоженная борода с проседью. Но если опустить глаза на туловище, может показаться, что он на два-три десятка лет моложе. В данный момент он развлекался жимом лежа – медленными повторениями, с четвертью тысячи фунтов на грифе.

Начало подхода я не застал, но предположу, что всего повторений было двадцать. Я насчитал четырнадцать, после чего Майкл аккуратно вернул штангу на стойки, скрипнувшие под ее весом.

Затем он взглянул на меня,