— Во всех есть что-то непонятное, — мудро констатировала Бэби. — Слушай, а список подошел к концу! Остался номер шесть — Арсений. Мотив: для убийства Леши — ревность, Петра Михайловича — неизвестно. Подозрительные обстоятельства: отсутствие в ночь убийства Петра Михайловича и то, что Леша гулял с его женой. Ну, тут ситуация в некотором роде прояснилась. Мотив для Петра Михайловича теперь не требуется. Кроме того, мы знаем, что Арсений следил за женой и Лешей. Мог и убить — это запросто. Говорят, ревность — страшное чувство, а он явно ревнив. Ты, конечно, примешься его сейчас защищать, но аргументов привести не сможешь, да?

— Да, — согласилась я.

— Ну, подведем итоги. Юрий Андреевич с Вадиком, Митя, Руслан и Арсений — это пятеро главных. Еще есть Анастасия — если она была во время убийств здесь, а не в Питере. Этих пятерых надо хорошенько обработать. Есть еще Андрей. Есть, конечно, Света с Ларисой, но в них я не верю. Вот и все. Немного энергичной работы, и дело будет закрыто. Только ты уж не порти больше, как с Арсением, ладно? Лучше уж я сама.

И Бэби, бодро вскочив, понеслась в поселок — вручать несчастному Толику список поручений, а я пошла смотреть на море.

На море, все еще неспокойном, было безлюдно, лишь Юрий Андреевич делал зарядку. Он занимался ею с таким остервенением, что мне стало не по себе. После тщательного и умного разбора подругой наших несчастных соседей отчаянье, разброд души так и виделись мне в каждом движении.

Увидев меня, Юрий Андреевич остановился и заметил:

— Не представляю, Оля, как вы утром решились зайти в воду в такой шторм. Надо было позвать кого-нибудь из мужчин, это было бы безопаснее.

— Если я и умею что-нибудь хорошо делать, так это плавать, — ответила я.

— Еще писать песни, — улыбнулся он. — Я когда-то очень увлекался бардами.

— А сейчас?

— Сейчас ситуация изменилась. Из неформального движения бардовская песня превратилась в очередную кормушку для узкого круга лиц. Вот ты со своими песнями пробовала куда-нибудь обращаться?

— Нет. Я играю плохо. Меня засмеют.

— Вот именно! Окуджава знал свои три аккорда, и это не помешало ему стать знаменитым. А сейчас требуют профессионального владения инструментом. Требуют от жанра, чьи принципы основаны совершенно на другом. Впрочем, учитывая, что в нашей стране все перевернулось с ног на голову, странно было бы рассчитывать, что бардовское движение останется исключением.

— Вы коммунист, да? — вспомнила я.

— Да.

— А почему?

— Общественная собственность на средства производства для меня несомненно предпочтительнее личной, — охотно объяснил Юрий Андреевич, — а работа на свою страну предпочтительней работы на богатого хозяина вроде Леши.

Я никогда не смотрела на ситуацию с подобной точки зрения и решила плавно переменить тему.

— Вроде Леши? Ужасная нам попалась смена, да? — рискнула произнести я. — Эти убийства.

— Извини, Оля, я обязательно должен закончить цикл упражнений. Мне и так теперь снова разогреваться.

И он с прежним, если не с большим остервенением принялся за дело.

Разумеется, можно было отвернуться, чтобы не думать о плохом, только у меня для этого слишком слабая воля. Легче уйти.

Я села на наше с Бэби крылечко. Мое состояние проще всего описать одним коротким глаголом — маялась. А потом мир вдруг переменился и снова заиграл привычными красками. Мимо проходил Митя.

— Не хочешь прогуляться, русалочка? — предложил он.

— Нет, спасибо.

Он присел рядом, но что-то заставило меня соврать:

— Ой, я совсем забыла! Аня дала мне одно поручение, и если я не сделаю сейчас, то не успею, — и заскочить в дверь.

Через щелочку я увидела, как Митя, слегка пожав плечами, ушел. Через щелочку ведь можно иногда посмотреть, правда?

Бэби вернулась к самому ужину, ведя на поводу жутко важного Толика в милицейской форме. Тот подлавливал у входа в столовую всех членов нашего маленького кружка и предлагал каждому для опознания пресловутый кинжал. Никто не опознал. Кинжал был очень красивый, такой и впрямь можно приобрести в качестве сувенира, причем и мужчине, и женщине, и в то же время меньше всего на свете он походил на оружие профессионального бандита. Было в нем нечто откровенно дилетантское.

За ужином мою подругу постигло жестокое разочарование. Место Руслана пустовало.

— А где Руслан? — поинтересовалась она и услышала спокойный Митин ответ:

— Улетел в Петербург. И Настя тоже.

— А… а он вернется?

— Нет, конечно. У него сейчас, полагаю, по горло проблем в Питере, а возвращаться нет причин.

Бэби мрачно кивнула, однако быстро взяла себя в руки и плавно перешла к выяснению других интересующих ее вопросов.

— Да, — кивнула она, — он ведь Леше и друг, и заместитель. Руслан, как и вы все, тоже учился в Корабелке?

— Не думаю, — возразил Митя. — Он, кажется, приезжий.

— Если он не учился в Корабелке, то почему решил отдыхать именно здесь? Из-за Леши?

— Наверное. Вы ведь с Олей тоже, подозреваю, не кораблестроители.

— Да, просто папа достал по дешевке эти путевки. Но Леше с Русланом экономить не приходилось!

— Значит, у них были другие причины. Возможно, отдых на Канарах несколько комфортабельней, зато здесь куда более приятная компания.

И Митя слегка улыбнулся, окинув взглядом нас троих, что заставило Свету, встрепенувшись, вставить:

— Да, эти жены новых русских — сплошной примитив. Прикинуты, конечно, по высшему разряду, но вскоре мужчине хочется сказать ей, как у Райкина: «Дура, закрой рот!»

Однако Бэби была не из тех, кого легко сбить с намеченного пути.

— Ты ведь тоже закончил Корабелку, как Леша и Петр Михайлович? — небрежно осведомилась она.

— Да.

— А какой факультет?

Митя засмеялся:

— У него такое название, что нормальному человеку и не выговорить. Впрочем, все равно я работаю не вполне по специальности.

— А Леша?

— Ну, Леша — тем более. Специальности «выдающийся бизнесмен» даже в нашем замечательном вузе не было.

— А он выдающийся? — уточнила моя подруга.

— Вероятно. Для бизнесмена ведь единственный критерий способностей — доход, а, судя по всему, у Леши с этим полный порядок.

— А какой у него был бизнес?

— Ну, это следовало спрашивать у Руслана или Насти, так что теперь ответ мы узнаем вряд ли.

— Ну, ты ведь с ними еще когда-нибудь встретишься? Или, — хитро прищурившись, — с кем-нибудь одним из них.