с шашечками вдоль борта. Человек вызвал такси. Пришла машина другой марки без шашечек. Он возмутился, а таксист ему говорит: «Вам надо шашечки или ехать?» Ты тоже реши для себя: тебе надо шашечки или ехать?

– Тебе что важнее – процесс или результат? – поддержала компаньонов Ева. – Если процесс – мы будем сидеть и ждать указаний. А если результат – не мешай нам работать.

– Для нас результат важнее, чем для некоторых, – сквозь зубы процедил Мунин.

Одинцов перешёл к делу:

– Кто-нибудь выжил?

– Нет, – буркнул Дефорж, понимая, что собеседники правы. – Убитых человек триста. Их ещё считают. Похоже, все отравлены. Пациентов карантина и охранников добили для верности. Судя по гильзам, из пистолетов. Полная экспертиза будет нескоро, трупов слишком много.

– Боже мой… Как можно отравить сразу триста человек? – Ева обхватила себя за плечи и поёжилась.

– Можно сделать ядовитую прививку, – недобро зыркнув на Дефоржа, предположил Мунин. – Объявить, что в лагере зараза, и – по уколу каждому… Тем более, в карантине действительно были заражённые. Все об этом знали. А укол такой, чтобы не сразу подействовал.

– Проще отравить питьевую воду: она-то уж точно для всех общая, – сказал Одинцов. Перед каждым бараком стоял тысячелитровый полиэтиленовый куб, в каких держат воду российские дачники.

– Подождём результатов экспертизы, – повторил Дефорж. – Укол или отравленная вода – какая разница?

– Мы не знаем какая, – сказала Ева. – Если возник вопрос, надо искать на него ответ, а не выяснять, откуда он взялся.

Дефорж поиграл желваками и взглянул на Одинцова.

– Очевидно, зачистку проводили наёмники вроде тех, которых ты видел на своём острове. С ними пусть разбирается полиция. А нам важен тот, кто отдал приказ. Большой Босс.

– Верно, – согласился Одинцов. – Только наверняка он хотел точно знать, кáк их убьют. Это же не одна Моретти, с ней всё понятно, – это триста человек! Ему нужна была железная уверенность в том, что свидетелей не останется… Кстати, он мог сам приказать, чтобы людей убили именно так, а не иначе. Большой Босс – медик или биолог. Значит, разбирается в уколах и ядах.

– Я не верю, что медик или биолог мог отдать такой приказ. – Мунин едва шевелил побелевшими губами, глядя на людей в скафандрах. Космонавты укладывали в кузов грузовичка очередную партию кофров с покойниками – буднично, как мешки с картошкой.

– Ты же сам рассказывал про врачей-садистов из «Отряда семьсот тридцать один», – напомнил Одинцов, но Мунин помотал головой:

– Это не одно и то же. Мы считаем, что Большой Босс много лет работает над продлением жизни. Понимаете? Жизни! Он не может, он не убийца… И ещё. В истории есть примеры, когда такие лаборатории уничтожали, чтобы скрыть следы преступлений против человечности. Но приказы на ликвидацию всех подопытных отдавали военные, а не врачи.

– По-твоему, Большой Босс – военный? – спросил Дефорж.

Мунин молча пожал плечами.

– Тот, кто ставит опыты на людях, уже перешагнул грань, – сказала Ева. – Они для него не люди, а лабораторные мыши. Это билет в один конец.

– Пойдёмте на лабораторию взглянем, – предложил Одинцов.

– Не на что там смотреть, – отозвался Дефорж. – Всё выжжено, как напалмом. Постарались. Может, эксперты что-нибудь раскопают, но точно не сегодня.

Компаньоны всё же подошли к сгоревшей лаборатории, которая занимала бóльшую часть административного здания. Дефорж сказал правду: здесь осталось только покорёженное металлическое оборудование, спёкшиеся провода и битое стекло. Всё было покрыто слоем копоти.

Одинцов потянул носом – запах гари отдавал бензином. То ли наёмники в самом деле использовали напалм, то ли не пожалели запасов топлива. Одинцов достал смартфон, чтобы сфотографировать пожарище, но успел щёлкнуть всего пару раз. Рядом тут же возник хмурый полицейский и выкрикнул что-то резкое на своём языке.

– Сотри, – велел Дефорж. – Нельзя снимать.

Одинцов понял без перевода. Он дружелюбно улыбнулся полицейскому, показал ему экран смартфона и демонстративно стёр снимки.

Начал накрапывать дождь. Дефорж раздобыл у полицейских полиэтиленовые накидки для себя и троицы. В этом камуфляже чужаки перестали выделяться среди камбоджийцев и по сырой тропинке добрели до карантинного барака, стоявшего поодаль от остальных.

– Вы что, всё равно снимаете?! – шёпотом по-русски спросил Мунин, заметив, как Одинцов возится под накидкой.

– Конечно. – Одинцов аккуратно водил камерой смартфона через проделанную щёлочку в полиэтилене. – Там, где запрещают, надо снимать обязательно.

Шедший первым Дефорж сообщил через плечо:

– Четыре секции с отдельными входами… Вернее, раньше было четыре секции. А сейчас просто месиво. Тоже не на что смотреть.

От обугленных остатков барака тянуло бензиновым душком и палёным деревом в смеси с тошнотворным запахом горелого мяса. Убийцы постарались уничтожить не только пациентов карантина, но и тела со следами экспериментов. Одинцов посоветовал Еве и Мунину:

– Ребята, вы лучше идите отсюда, я догоню.

Внутри вытянутого закопчённого прямоугольника взгляду открывалось то страшное месиво из человеческих останков и лежаков, о котором говорил Дефорж. Там, где когда-то был вход в последнюю секцию барака, лежала железная дверь, а на ней – полусгоревший труп. Видимо, кто-то из подопытных остался в живых даже после яда и пуль. Когда барак заполыхал, он в отчаянном броске вышиб дверь, но на большее сил уже не хватило.

Двое в скафандрах пытались отделить покойника от двери. Это было непросто: тело припеклось к поверхности. Покричав друг на друга сквозь маски, космонавты нашли решение. Они поставили дверь на ребро, несколько раз с силой ударили ею о землю – и зловонный бесформенный труп, оставляя на металле куски то ли одежды, то ли плоти, сполз на носилки.

Одинцов услышал за спиной сдавленный звук и обернулся. Ева, зажав рот руками, бежала прочь. Мунин просто упал на колени – его рвало.

– Я же говорил – нечего вам здесь делать, – с досадой буркнул Одинцов.

На обратном пути к берегу он попытался ободрить компаньонов, съёжившихся в кузове раздолбанного грузовичка:

– Эти подонки, которые убили и сожгли людей… Просто чтобы вы знали: они уже наверняка получили своё. Большой Босс убирает всех свидетелей, и этих тоже убрал.

Бледный Мунин, стиснув зубы, зажмурился и помотал головой, а Ева через силу выдавила:

– Помолчи лучше.

Патрульный катер доставил на яхту троицу и Дефоржа – он тоже решил вернуться в Сиануквиль морем.

Леклерк истомился в ожидании за кордоном полицейских катеров и сгорал от любопытства.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил он, принимая на борт пассажиров.

Первым ответил Дефорж – по-французски. Леклерк насупился, занял место за штурвалом и включил двигатели. Мунин с подозрением спросил Одинцова:

– Они что, знакомы?

– Ага, – подтвердил Одинцов. – Дефорж через него нашёл нас, когда ты с лихорадкой слёг.

Оставив расстроенного Леклерка править яхтой, компания спустилась на нижнюю