– Я не грязный! – пискнул Генри.

– Только потому, что твоя мама минуту назад тебя отмыла, – заявила Дженнифер. – Как бы то ни было, я рада, что у нас новая сестра. Ты ведь придешь к нам играть завтра утром, Лидия? Братья бросили нам вызов: будем перетягивать канат. Теперь мы точно победим! До скорой встречи!

Все трое с топотом побежали вниз по лестнице. Лидия стояла на месте, пытаясь понять хотя бы что-нибудь из услышанного. Наверное, они играют в какую-то странную игру, решила она.

Проснувшись на рассвете, Лидия увидела в окне верхушки деревьев, которые золотило восходящее солнце, и розовую, постепенно светлеющую зарю, и небо, отливающее зеленым, золотым и пурпурным. Лидия вспомнила про Тёрнера: интересно, он тоже проснулся и смотрит на небо? Ведь именно такие пейзажи ему, кажется, по душе.

Потом пришла Элизабет и принесла чистую одежду. Лидия с наслаждением втянула носом аромат свежего белья: запах рыбы полностью отстирался. Она спустилась в холл по большой лестнице и открыла парадную дверь. Час был такой ранний, что все, наверное, еще спали. На траве блестела роса, в кронах рослых деревьев мирно шелестел ветерок. Повсюду царил покой, зеленые луга и рощи на холмах купались в золотистом утреннем свете. Вдруг Лидия увидела пожилого мужчину с седыми волосами и очень прямой осанкой – он энергично шагал к замку. Мужчина был одет в штаны для верховой езды и кожаные сапоги, в руке он держал хлыст. Увидев Лидию, господин остановился и рассеянно улыбнулся.

– Доброе утро, – произнес он. – Твоя мама тоже уже на ногах?

Лидия не нашлась что ответить. Наверное, этот незнакомец с кем-то ее перепутал.

– Ты ведь дочка Сары? – продолжил мужчина. – Ты Дейзи?

– Нет, – ответила Лидия. – Меня зовут Лидия.

– Лидия, Лидия… – тщетно пытался припомнить мужчина. – Прости, Лидия, тут так много детей…

– А кто вы такой? – спросила она, набравшись смелости.

Мужчина сперва уставился на нее, а потом рассмеялся.

– Шутить изволите, барышня? Своего отца вы должны узнавать!

Лидия открыла было рот, но мужчина уже отправился прочь, бормоча себе под нос:

– Дети чудны́е пошли… Всё чудней и чудней. Надо поговорить с ее матерью.

Лидия покачала головой. Что за странное место! Девочки, которые не знают своих сестер в лицо. Мужчина, перепутавший ее со своей дочкой… Как это возможно? Интересно, где Тёрнер? Может быть, он объяснит ей, почему все вокруг такие странные? Лидия вернулась в замок, чтобы найти художника. «Экономка, наверное, подскажет, где его искать. Правда, если я с ней заговорю, то она, наверное, скажет, что она моя мама», – подумала Лидия.

Экономки нигде не было видно, и Лидия в нерешительности замерла посреди холла. Наконец раздался звук шагов: по лестнице медленно спускался мальчик лет пятнадцати, высокий и долговязый, с черной челкой, свисающей на бледный лоб. В руке у него была книга. Увидев Лидию, он остановился на середине лестницы.

– Взгляните-ка, – произнес он. – Перед нашим взором краса – юная и свежая, как на рассвете роса.

Лидия покраснела. Еще один сумасшедший. Похоже, этот дом полон безумцев.

– Вы не знаете, где Тёрнер? – спросила она.

– Тёрнер, разумеется. Величайший художник всех времен и народов, повелитель света! Гений небес! Он в своей мастерской, идите прямо по коридору, последняя дверь. Но какое у вас к нему дело?

– Неважно, – отрезала Лидия и поспешила прочь по коридору.

– Постой, сестрица. Как тебя зовут? Я тебя не узнаю.

– Лидия. И я тебе не сестрица! – пробормотала она.

– А меня зовут Перси. Ты не хочешь прогуляться в парке? Утро такое прекрасное, я был бы счастлив прочесть тебе свои стихи! По тебе сразу видно, что ты любишь стихи!

– Не сейчас, я занята.

– После обеда?

– Может быть. Посмотрим.

Лидия поспешила туда, где должна была находиться мастерская. У нее горели щеки. Стихи? Почему он решил, что она любит слушать стихи? Лидия пыталась припомнить его первые слова: что-то про красу и росу на траве. Вышло, конечно, красиво, но как-то глупо. Лидия прошла через зал, в котором двое мужчин играли в бильярд. Они были так заняты игрой, что не обратили на девочку внимания. И вот наконец Лидия почуяла любимый запах масляной краски, доносившийся из-за приоткрытой двери. Заглянув внутрь, она увидела Тёрнера. Низкорослый и коренастый, одетый в серый рабочий халат, он стоял за мольбертом. Обернувшись, художник увидел Лидию.

– Я не помешала? – спросила она.

– Именно что помешала. Но раз уж так, заходи. Ты тоже, считай, художник.

Мастерская была не такая большая, как у Дега, но гораздо светлее. На стенах висели картины. Тёрнер обвел комнату рукой, приглашая Лидию осмотреть ее. Пейзажи изображали те самые рощи на холмах и луга, что простирались в окрестностях замка. На одной стене висели морские картины, и почти на всех были изображены корабли среди бури. Лидия очень любила подобные полотна, ведь как раз такая картина висела в приемной у дедушки. Правда, она не шла ни в какое сравнение с этими. Тёрнер действительно был мастером бури: от его картин, на которых корабли с рваными парусами несло по пенным волнам, а моряки на веслах сражались со стихией не на жизнь, а на смерть, бросало в дрожь. Пейзажи и морские картины были выдержаны в темных, приглушенных тонах, а вот от игры света, огня и цветов на противоположной стене у Лидии захватило дыхание. Полотна светились и пылали золотом, пурпуром и изумрудами, небо сливалось с морем, солнце – с туманом, земля – с солнцем… Понять, что именно изображали картины, было непросто. На одной Лидия различила гондолы, на другой – нечеткие контуры человеческих тел. И все же от этих полотен, излучающих свет, невозможно было отвести взгляд. Лидия знала, что руки могут перенести ее в любую картину, но сейчас ей просто хотелось слиться с этими красками, стать частью игры цвета.

– Это же сон, прекрасный сон, – пробормотала она.

– Нет, это моя реальность, – отозвался Тёрнер. – Свет – это и есть реальность.

– Мне эти картины нравятся больше всех, – сказала Лидия. – Корабли в бушующем море тоже хороши, но с этим светом ничто не сравнится.

– Согласен, – кивнул Тёрнер. – Но уж как меня за них поливали грязью… Ты и представить не можешь.

Он указал на вырезку из журнала, пришпиленную к стене. Рисунок изображал художника, стоящего перед мольбертом со шваброй в руке вместо кисти. «Тёрнер пишет картину» – гласила подпись. Лидия невольно рассмеялась, но тут же зажала рот рукой: вдруг художник обидится? Однако Тёрнер только грустно улыбнулся.

– Это еще ничего, – сказал он. – Этот рисунок я сохранил, он все-таки смешной. Один художник по имени Констебль говорит, что я рисую крашеным паром. И в этом что-то есть. Но когда мои картины называют мазней или безумством, я расстраиваюсь по-настоящему. И еще когда утверждают, что у меня глаза не в порядке.