Жером сбросил полог – снова словно рябь по воде пошла, хлопнул его по плечу и поспешно вышел. Боялся, что передумает.

Анри повернулся к столу и какое-то время смотрел на виднеющийся вдалеке мост, потом перевел взгляд на играющее солнцем золото медальона. Вчера он так и не решился его открыть. Не решился взглянуть на людей, которые жили только в его памяти – размытые временем образы. Далекие, но безумно родные. Это было странно и, пожалуй, волнительно, точно он снова стал ребенком, который вот-вот развернет предназначенный ему подарок. Самый желанный из всех, самый прекрасный, который только можно представить. Бесценный.

Медленно приблизился, разомкнул створки.

Мама улыбалась светло, как умела только она. Медовое золото волос струилось вдоль лица, цвета глаз не разобрать, но в его воспоминаниях они были пронзительно-серыми, цвета брусчатки под дождем. Отец… Его Анри почему-то помнил хуже. Наверное, потому, что тот частенько надолго пропадал, но всегда возвращался. Подхватывал его на руки, легко поднимал в воздух и кружил над головой. Так же легко и быстро, как однажды подхватил маму, когда она оступилась на лестнице.

Gaernare forioe.

Провел пальцами по гравировке, повторяя надпись.

Меньше всего он хотел, чтобы их история повторилась для него и Терезы.

Но все-таки они были счастливы. Пусть недолго, но так отчаянно, проникновенно и ярко, как могут быть счастливы только беззаветно любящие друг друга люди.

– Анри.

Голос Жерома застал его врасплох: он даже не заметил, как тот вернулся.

– Еще не проснулась?

Улыбка погасла, когда увидел сошедшиеся на переносице светлые брови и хмурый взгляд. Сразу же вскинул запястье, но браслет сиял безупречным золотом, ни единой черной прожилки.

– Где она?

Жером покачал головой и сложил руки на груди, предчувствуя бурю.

Помолчал, но все-таки ответил:

– Сбежала… уехала в город. Ночью.

Со второй ветки открывался превосходный вид на поля и на город. Искорка, которую я привязала внизу, поначалу щипала траву, но сейчас заснула. Оно и неудивительно: я сама то и дело клевала носом, норовя свалиться и свернуть себе шею. Помогали смачные щипки, от которых уже все запястье было в синяках. Сразу за рощицей начинались поля, а за ними – городок Ларне, слепок с Темных времен. Его до сей поры окружала крепостная стена, увенчанная дозорными башнями, только на юге от нее остались одни воспоминания.

Сохранились и одни массивные ворота, ведущие в город по выложенному булыжниками мосту. В темноте на светлых камнях чернели островки плесени и мха, да еще опаленные или размытые пятна – там, где стихийная магия прорывалась сквозь щиты во время боев. Через арку ворот я прошла рано утром, зябко кутаясь в накидку и увлекая за собой Искорку, не понимающую, к чему такая спешка: устала она вчера не меньше меня. Настроение было паршивое, спать хотелось зверски, но я только нахлобучила шляпу поглубже и отправилась искать того, кто передаст Ивару записку.

Город еще спал, только в пекарнях уже вовсю дымили трубы и аромат выпечки растекался над узенькими мощеными улочками. Неподалеку шумела вода – речка пронизывала город насквозь, зажатая прямо между невысокими каменными домишками. С небольшого мостика, раскинувшегося над каналом, виднелись стебельки камыша и квакали лягушки. Я прошла через пустынную городскую площадь мимо собора святого Альена, рядом с которым склонил голову плачущий светлый – скорбящий обо всех умерших во время великой эпидемии Темных времен. К счастью, долго бродить не пришлось: на окраине нашла мальчишек, пристроившихся под мостом.

Грязных, оборванных и таких худых, что становилось непонятно, как они на ногах держатся. Из одежды на них были какие-то потрепанные брюки и рубашки не по размеру, не говоря уже об обуви. Спали ребята на одном стеганом одеяле, которому уже лет десять как место было на помойке, а краев не хватало, чтобы завернуться целиком. Остальные нехитрые пожитки, прочно завязанные в узелки, лежали под головами. Стоило мальчишкам услышать шаги, двое тут же подскочили, схватили вещи и метнулись прочь.

– Хэй, это не жандарм! – крикнул один из них, самый высокий.

Остановились, обернулись, напряженно вглядываясь в меня.

– Вам что-то надо, месье? – настороженно спросил тот же мальчишка – видимо, у них он был за главного.

Я даже не удивилась: видимо, мой маскарад сработал. Убранные под широкополую вэлейскую шляпу волосы – все перья с нее ободрала лично, плотно застегнутая рубашка, облегающие брюки и сапоги до колен. Выдать меня мог разве что приталенный жакет, но спасала длинная накидка свободного кроя. А выдающимися формами я никогда не отличалась. Осталось еще обеспечить себе низкий грубоватый голос.

– Нужно передать письмо одному человеку. Справитесь?

– Смотря сколько заплатите, – он уже понял, что я не собираюсь тащить их в жандармерию или вопить на всю улицу, поэтому мигом осмелел. Нескладный и угловатый, как все подростки. Из-за его спины выглядывали остальные: один – совсем маленький, от силы года четыре. Одной рукой он держал узелок, а другой цеплялся за штанину брата, ну или кто он ему там был.

Я вытряхнула на ладонь четыре серебряные монеты, а заодно и все медяки и протянула им. Глаза у старшего загорелись – видимо, уже прикидывал, сколько еды можно на это купить. Хотя смотрел недоверчиво, словно опасался, что едва протянет руку, я его схвачу. Подойти не решался, поэтому просто положила письмо на камни, ссыпала монеты поверх и отошла.

– Письмо нужно передать месье Раджеку, – сказала негромко, – знаете гостиницу «У Ариты»?

Мальчишка кивнул. Но не сделал ни шага в мою сторону.

Вздохнула, стянула с себя еще и накидку – сил моих не было смотреть на это жуткое покрывало, а потом развернулась и быстро зашагала назад, уводя лошадь за собой. Зевая, быстро пробежала той же дорогой, а потом отправилась за город, ждать. Не хотелось думать, что ничего не мешало маленьким бродяжкам спустить письмо в канал и отправиться восвояси. Только сидеть на дереве, слушать шум ветра, сладко покачиваясь как в далекие забытые времена в колыбели. Вместе с листвой, срывающейся с деревьев. Там, на полях, наверняка уже пригревало, но здесь, в тени по-прежнему было прохладно. Как же мне сейчас не хватало прочной шерстяной накидки, с которой и в первые морозы на улицу выбраться не страшно…

– Тереза?!

Голос Раджека разорвал тишину в тот миг, когда я почти заснула и начала заваливаться вбок. Пошатнулась, дернулась, ободрала ладони о кору и рассерженно зашипела.

– Где вас демоны носили?

– Я спал.

– Рада за вас.

Он смотрел на меня, запрокинув голову, в глазах его плясали веселые искорки. Одетый в светлую рубашку, штаны и простенький сюртук, с взъерошенными от сильного ветра волосами он выглядел совсем молодым.