– На пожаре! Давайте скорее!

– Я и так бегу изо всех сил. – Луна попыталась выровнять дыхание, придерживая хранителя и сумку, которая хлопала по спине.

– Пойдемте через второй выход, так быстрее. – Часовой свернул в левое крыло дворца.

От резкого движения шлем вновь лязгнул забралом и чуть не слетел с головы.

Луна удивилась. Еще в комнате она заметила, что доспехи как-то криво сидят на худой фигуре часового. Они явно были ему велики.

Но голос… Голос казался таким знакомым, что она отбросила все сомнения, устремившись на помощь терпящему бедствие Манибиону.

Но вот они выбежали на задний двор, и девочка резко остановилась.

Посередине двора вращалась магическая воронка – огромный черный водоворот, в котором длинными змеями закручивались по спирали красные, золотые, серебряные и белые линии.

– Это что? – спросила Луна, хотя узнала портал.

Она уже видела подобную воронку, только в небе. Через нее появились стражники Жадеиды, захватившие Аниту. Отец потом объяснил девочке, что существует только один путь между Драгомиром и миром по ту сторону земли – портал, через который прошла Луна.

Черную воронку умела делать только Жадеида и ее помощники с помощью колдовских заклятий.

Инстинктивно попятившись, Луна вытаращилась на часового, пытаясь разглядеть, кто скрывается за доспехами.

– Этот портал оставил твой отец, чтобы быстрее добраться до места происшествия! Некогда ждать, пока лестница явит свои ступени. Пойдемте скорее!

Фиччик, увидев воронку, крепко вцепился в плечо Луны:

– Нет! Туда нельзя! Тут что-то не то!

Девочка начала осторожно отступать обратно к двери.

– Сейчас-сейчас, – бормотала она.

– Куда же вы? – Мужчина крепко схватил ее за руку и потащил к порталу. – Надо торопиться, там нужна ваша помощь. Люди умирают… Ожоги страшные…

Девочка попыталась вырваться.

– Но… Это колдовской портал… Отец не умеет делать его…

– Кто вам сказал? Правители умеют всё, просто не говорят об этом. Хватит болтать! Люди погибают!

Фиччик изо всех сил тянул Луну за лямку сумки:

– Не слушай его! Я чувствую, он врет. Уходим! Пошли за отцом!

– За каким отцом? – занервничал мужчина, поправляя вновь покосившийся шлем. – Я же говорю, он там! И все целители тоже! Но они не справляются. Люди гибнут сотнями! А мы теряем время!

Он продолжал толкать упирающуюся девочку к порталу.

– Но такую воронку создавала Жадеида! – в отчаянии закричала она.

– Какая Жадеида? Она давно умерла! А порталы были всегда. – Мужчина с удвоенной силой потащил ее к воронке.

– Пустите! Помогите! На помощь!

Луна извивалась, лягаясь и царапаясь. Но руки скользили по гладкому металлу, причиняя боль лишь ей самой.

Мужчина как-то странно посмотрел на нее. В его глазах полыхнула такая решимость, что девочка содрогнулась.

– Я не хотел, но ты не оставляешь мне выбора! – воскликнул он и ударил Луну в висок.

Девочка практически потеряла сознание, ноги у нее подкосились. Фиччик с истошным криком впился в незащищенные ладони нападавшего, до крови прокусив палец.

Тот ленивым движением отбросил маленького хранителя в сторону. Фиччик, сделав кувырок в воздухе, хищно оскалился и попытался вцепиться когтями в глаза часового. Тот, выругавшись, пошатнулся и чуть не потерял равновесие. Шлем все-таки слетел с его головы и покатился по брусчатке. Прижимая к себе обмякшую девочку, нападавший ребром ладони ударил хранителя. Фиччик упал вслед за шлемом, сильно стукнувшись о землю. Собрав последние силенки, подволакивая одно крыло, он подлетел к Луне и вцепился в ремень ее сумки. Та, с трудом удерживая ускользающее сознание, не сводила расширенных глаз с лица похитителя.

– Это вы… не может быть, – прошептала она.

Мужчина поднял Луну и швырнул в крутящуюся воронку.

– Не-е-ет! – Девочка попыталась ухватиться за стремительно сжимающиеся края портала.

Но воронка неумолимо уменьшалась и вот с резким хлопком закрылась. Все исчезло. Задний двор выглядел как обычно. Не осталось никаких следов того, что здесь произошло. Мужчина поднял шлем и поспешно водрузил его на голову. Озираясь по сторонам, он зашагал прочь.

– Как ты думаешь? У него получилось? – уже в сотый раз спросила Жадеида, нервно сжимая кулаки. – Он избавился от девчонки?

– Конечно, госпожа, – заискивающим тоном ответил Гноючка, глядя в пол. – Не могло не получиться. Ваш план великолепен.

Он не смотрел на ведьму не потому, что боялся ее. Просто после заточения в статуе она жутко выглядела. Точно скелет, обтянутый кожей. Тощие руки, торчащие ключицы, запавшие щеки, спутанные безжизненные волосы. Кожа кое-где так истончилась, что сквозь нее просвечивали белые кости. Рана на лице превратилась в настоящий кошмар. Края сочились черной слизью, которая капала на пол. Глаза, отвыкшие от света, слезились от малейшего проблеска. Поэтому в их убежище не было ни одного окна, а входить и выходить можно было только тогда, когда госпожа отвернется и спрячет глаза. Эту землянку выстроил Гноючка, потратив немало времени. Работать приходилось очень осторожно и постоянно прятать следы, чтобы их не обнаружили многочисленные патрули, ежедневно осматривающие бывший петрамиум отверженных.

Гноючке повезло, он нашел замечательное место в колючем кустарнике, куда не сунется ни животное, ни человек. Холм зарос так сильно, что его было не видно за кустами и высокой травой. Гноючка аккуратно выкопал несколько кустов, чтобы приблизиться к холму, и начал рыть нечто вроде пещеры. Уходя, он возвращал кусты обратно, маскируя место работ. Землю Гноючка уносил подальше и рассыпал на дне больших оврагов, где утрамбовывал ее и закидывал высохшей травой. Постепенно он выкопал большую пещеру, достаточную для размещения двух-трех человек.

Затем он срубил тонкие деревца, из которых сделал решетку, связав их между собой. В отверстия решетки натолкал куски мха и дерна, да так плотно, что не осталось пустого места. Решетка служила дверью в хижину. Такой способ маскировки Гноючка подсмотрел у Эгирина, который постоянно строил свои тоннели.

Когда мальчишка рос, помощник Жадеиды много времени проводил с ним и часто помогал при сооружении лабиринтов. Тогда Гноючка еще не потерял человеческий облик и переживал за мальчишку. Но потом черная магия окончательно поработила его, и ему стало наплевать и на себя, и на Эгирина. Ничего человеческого не осталось в Гноючке. Только желание служить книгам до последней капли крови.