Шпагу он получил пятью годами ранее из рук графа де Понтьё. Нам известно об этом благодаря письму, разосланному графом местным епископам. Оно свидетельствует о том новом значении, которое, по-видимому, придается обряду посвящения в рыцари в ходе медленного созревания рыцарской идеологии. Но событие и само по себе побуждает ставить вопросы. Оно произошло в разгар кризиса, вызванного новым браком Филиппа. Не находился ли в тот момент Людовик вдали от своего отца, следуя принятым среди знати обычаям, в соответствии с которыми все старшие сыновья, взрослея, уезжали из дома, стремясь поскорее освободиться от родительского принуждения? Вскоре, когда, наконец, Людовика провозгласили королем-соправителем, он взял в свои руки все дела по обороне королевства, которой, согласно Сугерию, мечтал захватить король Англии Вильгельм Рыжий, «если бы случайно с наследником произошло какое-либо несчастье».

Отныне каждую весну король будет вовлекать в игру рыцарских сыновей-однолеток, холостых, как он сам, необустроенных. Он действительно предавался игре. Отрешимся от представлений о том, что молодой король якобы истощал силы, посвящая себя изнурительному, тяжелому труду, что он был каким-то аскетом, выполняя долг, который возлагал на него царский титул. Он просто-напросто предавался утехам. И ловил любую возможность, чтобы дать разгуляться своим силам. Как в 1102 году — служа миру Божию, а следующим летом — оказывая поддержку Тома де Марлю, сеньору Ланнуа. Сугерий и Гвиберт Ножанский описали этого сеньора как законченного тирана. Он представлялся им чудовищем, сладострастным как зверь, кровожадным, отсекающим руки, ноги у своих жертв, подвергающим их кастрации. Тома оказался храбрым крестоносцем, вскоре он станет основателем аббатства Премонтре на своих землях. Но ему были присущи и жестокость, и необузданность. В тот ход Людовик принял сторону Тома в семейном споре, ибо это открывало поле для военных забав. Карл Великий, деяния которого воспевались в литературных произведениях той эпохи, одаривал своих друзей подобными радостями. Но эти друзья были государями, он увлекал их на край света. Людовик же своих друзей приглашал на рубежи королевского домена, в Берри, на границы Оверни и Бургундии, это были люди из немногочисленных отрядов, стоявших гарнизонами в городах-сите Иль-де-Франс или в крупных крепостях, таких, как Корбей или Бомон. В то время как эта «армия», эта маленькая ватага юнцов, сбившаяся вокруг бездомного молодого короля, подобно легендарным паладинам, окружавшим рыжебородого императора, рыщет в поисках приключений вдали от дворцов, рядом со старым, дряхлеющим королем его придворные продолжают борьбу за главные домашние службы. Спор идет между тремя кланами, тесно связанными между собой кровным родством. Во главе одного из них стоят Рошфоры — сеньоры башни Монлери, люди из старинных благородных семейств, как и сами Монфоры, — Монморанси, графы Мёлана. Два других клана возглавляют выскочки из военного сословия: сиры де ля Тур де Санлис и Гарланды. Среди последних большую силу имеет клирик по имени Этьен, архидиакон Парижа. Он идет вверх: в 1101 году его избирают епископом Бове, но Ив Шартрский добивается отстранения Этьена как человека неграмотного, женолюбца, отлученного от Церкви за симонию. К клану Гарландов принадлежат также Абеляр и Элоиза.

5. Церкви, получившие от короля жалованные грамоты.

Чтобы представить себе власть, какую имел в описываемую эпоху во Франции король, надо тщательно проследить, как протекали год за годом малозначительные на первый взгляд события. В 1104 году Рошфоры берут верх. Ги занимает место сенешаля. Он получает торжественное согласие на замужество одной из своих дочерей с Людовиком, королем-соправителем. Именно такое сужение рамок брачных комбинаций позволяет отчетливее всего увидеть, как мелкие домашние дела душат королевскую власть. Столь отчетливо, что брачный договор вызвал возмущение современников. Когда в 1106 году папа проезжал через Иль-де-Франс, к нему обратились с просьбой отменить обещание. Понтифик согласился расторгнуть соглашение о браке, отойдя от канонических установлений. Достоинство короны требовало отказа от неравного союза. Но разрыв с Рошфорами означал свободу действий для Гарландов. Этьен был уже канцлером, один из его братьев стал сенешалем, другой — кравчим. Именно в этот момент Людовик берет в свои руки домашние дела отца. Любовь к нему рыцарей дополняется отныне любовью камерариев. Это люди, остававшиеся на ночь в его. опочивальне, «возле короля», как тогда выражались, были привязаны к своему патрону самыми тесными узами, которые только могут существовать в кругу мужчин. Некоторые из «постельничьих» имели сервильное происхождение, как, например, рыцарь Генрих, по прозвищу Лотарингец. Все они входили в «семью», и именно в качестве главы этой семьи король Людовик претендовал после смерти камерария Вульгрина на его наследство. В пору своего крайнего ослабления монархия опиралась на преданность людей самого низкого происхождения. Шел 1108 год. В тот год умер Филипп. Состоялось спешное миропомазание.

Монфоры поддерживали в тот момент второго сына Филиппа, матерью которого была Бертрада, их кровная родственница. Союзником выступал граф Мёлана, за которым стоял Генрих I Английский. Двумя годами ранее он пленил своего брата Роберта Куртгёза и захватил Нормандию. Отныне угроза Капетингам будет исходить прежде всего с этой стороны. Людовик сразу же укрепил свой союз с Анжу; он поддерживал Вильгельма Клитона, сына Роберта. Вот почему Генрих Английский не принес оммаж за Нормандское герцогство. Вот почему в 1109 году король собрал ополчение против этого захватчика. Дело на этот раз шло о королевстве. Были призваны все его воины. Под королевский стяг встали граф Фландрский, граф Блуаский, граф Неверский, герцог Бургундский. Для того чтобы доказать законность прав Роберта, Вильгельма Клитона, а также то, что, выполняя свои мироохранительные функции, король Франции защищает справедливое дело, Людовик предложил довериться суду Божию, то есть боевой схватке. Иными словами, он вызвал Генриха на поединок. Из осторожности король англичан уклонился. Стороны довольствовались перемирием, ополчение торжественно удалилось. В этом случае четко просматриваются два уровня политики, которые переплетаются, воздействуя друг на друга. Один из них — высокий и царственный, другой — семейный и частный. Им соответствуют и два вида военных действий: один — торжественный, когда на зов сюзерена приходят все знатные люди, чтобы помочь ему восстановить нарушенный общественный порядок; другой — местный, домашний, когда каждый год, весной и летом, рыцарство собирается, чтобы развлечься, занимаясь поджогами и грабежом.

Именно в ходе одной из таких экспедиций королевских всадников были опустошены в 1111 году земли графа Мёлана, вассала Генриха I. Граф не остался в долгу. На правом берегу Сены, господствующем над ее песчаными косами, в самом Париже он держал сеньорию, бург Монсо-Сен-Жерве, управлял которым его собственный право. Там были свой рынок, свои налоги, свое правосудие. Графу достаточно было переправиться через Сену. В отместку он разгромил городской дворец, сердце королевского дома. Сигнал тревоги прозвучал громко, он убедил короля в необходимости всемерно опираться на то, что возвышает Капетингов над всеми другими государями, использовать ту роль, которая отводится королевской власти учреждениями мира Божия. Ордерик Виталий, находясь в Нормандии, описывал события значительно позже того, как они произошли. Не питая никакой симпатии к королю Франции, он подчеркивает новый поворот, помечая его задним числом: «Поскольку старость и болезнь лишили Филиппа королевского величия и поскольку строгость его правосудия против тиранов слишком ослабла, то в первую очередь Людовику, ради обуздания тирании грабителей и бунтовщиков, пришлось просить о помощи епископов по всей Франции… Тогда прелаты постановили, что священники должны будут сопровождать короля при осадах или в сражении, с хоругвями и всеми своими прихожанами». Король переставал заниматься играми. Он возмужал, как и его боевые товарищи. Три года назад уже были улажены проблемы, связанные с инвеститурами и вольностями Церкви. Оставив прежнюю роль, Людовик избирает ту, которой наделяет его в своем панегирике Сугерий. Начиная с 1109 года, когда, приняв помазание Божие, король призвал к походу против лжегерцога Нормандского, он хотел, чтобы все знали: поскольку король будет отныне сражаться исключительно во имя мира, то теперь за ним пойдут не только рыцари, хищные по природе, но и «бедняки».