Такие суждения обусловлены целым рядом обстоятельств. В первую очередь сказалось, несомненно, отлучение от Церкви. Написание истории являлось в те времена монополией людей молитвы. Они и представили Филиппа в качестве похитителя чужой жены — государя, который, придерживаясь общепринятой морали того времени в брачных делах, защищал свое право назначать новых епископов, препятствуя реформированию Церкви. Так возобладало суждение о короле, которое вынесли в первой половине XII века монахи-летописцы, связанные с королем Англии, с главными противниками державы Капетингов. Личность этого короля чернил Сугерий, чтобы ярче выглядел на его фоне следующий сюзерен — Людовик VI, достоинства которого аббат преувеличивал. Историки в XIX и XX веках столь строго оценивали Филиппа также потому, что, прославляя государство, они видели, как при его царствовании блекло королевское достоинство.

На церемонии миропомазания, состоявшейся в 1059 году в Реймсском соборе, присутствовали все владетели великих княжеств, за исключением герцога нормандцев. Возгласами под сводами собора они выразили свое право и свой долг в качестве верных помощников королевской власти помогать сюзерену делом и советом. Полвека спустя преемника Филиппа миропомазали как бы украдкой, наспех. Времени не было, Реймс находился слишком далеко. Церемония прошла в Орлеане, архиепископ Сансский помазал короля миррой, которая не была взята из священного сосуда. Герцог Нормандии Генрих I Английский отказался принести оммаж. Не присягнули новому королю герцог Аквитанский и герцог Бургундский. Это был упадок королевской власти. Во всяком случае, отступление. В это время королевский двор теряет свой блеск, его покинули прелаты и обладатели великой чести. Ничего не оставалось от того блестящего окружения, которым с каролингских времен славился король франков. Исчезли завязывавшиеся за несколько дней, проведенных в совместных трапезах, личные отношения между ним и всеми, кто обладал властной силой в королевстве. В эту эпоху подобное окружение и подобные отношения имели особую значимость. То, что высшая знать оставляла Капетинга в одиночестве, следует расценить как факт первостепенной важности. Он побуждает отнести к 70-м годам XI века завершение перемен, которые привели к установлению порядков, называемых феодальными, и обозначили крутой поворот в политической истории.

Можно увидеть, что в это время королевские функции замыкаются в домашних пределах, в рамках «двора» («соиr»), а curia — курия — приобретает облик curtis — разновидности огороженного приусадебного пространства, где в своих жилищах укрывались тогда и знатные, и крестьянские семейства. Окружение короля стало домашним, как у других людей. Не случайно единственными заметными событиями в годы этого столь продолжительного царствования оказывались события семейные — браки, фамильные, альковные дела. Не случайно и то, что на передней сцене долгое время находилась особа женского пола — Бертрада де Монфор, неверная жена. В 1100 году Филипп (которому пошел уже шестой десяток) решил, чтобы в конных наездах его заменил старший сын. Король ушел в тень, подобно всем добрым отцам той поры, но отнюдь не из-за слабости характера или трусости, не из-за желания мирно наслаждаться маленькими радостями жизни. Филипп трезво оценивал свои способности выполнять королевский долг, то есть твердо держать в руках меч. Его сыну уже было 22 года, семь лет назад ему вручили воинские доспехи. Он умел гарцевать на коне, владеть оружием, причем весьма недурно. Юношу называли «королевским преемником». Он не получил миропомазания; отец ограничился частной церемонией, на которой представил сына домашним, находившимся в зале, в качестве своего соправителя.

При внимательном рассмотрении письменных формул, посредством которых подтверждалась юридическая сила королевских актов, мы видим, что в этих формулах подписи епископов и государей постепенно заменяются подписями членов королевского рода, королевских рыцарей. Это те рыцари, которые охраняют замки, принадлежащие королю, города, где он имеет свои дворцы и куда поочередно заезжает во время своих бесконечных странствий. Наконец, грамоты подписывают начальники дворцовых служб. Таких начальников четверо: канцлер, который по необходимости был человеком Церкви, ибо в его ведении находились домовая молельня, литургии и все, связанное с письмом; сенешаль, по необходимости человек шпаги, ибо он был заместителем своего господина по военным делам, а в трапезной нарезал мясо, следил за соблюдением порядка во время публичных пиршеств, которые устраивал король-сеньор, выступая в роли кормильца; кравчий, отвечавший за винные погреба, снабженные добрым вином, он занимал видное место в ритуале бесед, «парламентов», собраний, где завязывалась дружба; камерарий, он следил за внутренним распорядком, выполнял сугубо частные поручения, занимался тем, что хранилось в личных покоях сеньора, — сокровищницей, денежной наличностью, всеми теми украшениями, которые надевал на себя при торжественных случаях его патрон, чтобы продемонстрировать свою мощь и славу. Поскольку вся власть приобретает почти домашний характер, она в конечном счете вращается вокруг четырех перечисленных служб. За руководство этими службами спорят самые могущественные из тех людей, которые еще приезжают ко двору, — виконты, владельцы замков в Иль-де-Франс. Составляются и сталкиваются между собой кланы. Кто будет подносить кушания к царскому столу, кто будет надзирать за винным погребом? Как и во времена, когда должна была рухнуть меровингская монархия, власть вновь оказалась в руках майордомов, интендантов, которые распоряжаются дворней.

Фактически всё, что составляет ныне королевскую силу, зависит главным образом от того, чем он владеет как частное лицо, — от его домена, земель, от личной стражи, от лесов, от права на юрисдикцию, на взимание дорожных пошлин, от возможности эксплуатировать с помощью силы вилланов и прохожих поблизости от того или иного замка, или стен того или иного сите. И все это — в пространстве между городком Монтрёй-сюр-Мер и южной частью Орлеанэ. Когда стали составлять карты феодальной Франции, то предполагали, что королевский домен представлял собой компактную территорию, значительно меньшую по размерам сравнительно с другими частями карты, окрашенными, например, в цвета Аквитании или Тулузского графства. В действительности владения короля были раздроблены, разбросаны, подобно поместьям всех других государей, подобно земельным участкам, получаемым в наследство крестьянами. А история этих земель состоит из мелких межевых споров, число которых множится. Вместе со съестными припасами сеньория поставляет всевозможные услуги и верных друзей. Управление ею осуществляют прево. Это зажиточные крестьяне, которые откупают арендные права у сеньора, платя вперед. Благодаря такой системе господский дом исправно снабжается, освобождая его хозяина от хлопот по надзору. Она позволяет регулярно возмещать текущие расходы. Когда же эти расходы увеличиваются (что приходится делать в условиях денежной экономики), король и его помощники не упускают ни одной возможности приумножить наследственное достояние. Они обзаводятся новыми сеньориями, расположенными по соседству со старыми. В 1068 году новый граф Анжуйский уступил королю Гатинэ; в 1077 году ему достался Вексен, принадлежавший графам де Валуа, когда последний их наследник — Симон, будущий Св. Симон, ушел в монастырь, решительно отказавшись жениться, стать отцом, продолжить род; в 1101 году было приобретено виконтство Буржа, держатель которого собирался в Иерусалим и поэтому испытывал нужду в деньгах. Король не обладал прежним блеском. Но проявлял строгость, последовательность в управлении наследием предков, а также алчность, в которой папа обвинял Филиппа, ибо тот приказывал своей челяди извлекать максимальную выгоду из кутюмов.