лопнула, придав ему зловещий вид. Наклонившись, чтобы успокоить сына, Ясмин отпрянула в ужасе, закрыла глаза и долго не могла унять слез. Да что же это такое — кара за давно позабытый грех? Теперь она понимала: тогда в ней что-то сломалось. Воля к жизни покинула ее, и поэтому она в тот раз пыталась навсегда заснуть в ванне.

Теперь она хотела знать только одно: что Макс умер не просыпаясь. Если бы она удостоверилась в этом, то еще смогла бы найти себе место в жизни. Возможно, смогла бы даже сосредоточиться на простых радостях в других ее областях. Но какая радость в пустом доме? Неужели ее желание снова родить и правда так смехотворно? Эндрю был непоколебим, несмотря на все ее слезы и уговоры: может, на этот раз у них родится дочка, они будут ее баловать и укрывать от любой опасности, они сделают все правильно. Но Эндрю отказывал Ясмин с таким металлом в голосе, какого она еще не слышала.

Ей было очень горько, что супруг так открыто игнорирует ее желания. Особенно ярко это проявлялось на фоне того, что на протяжении всего брака Эндрю увивался вокруг жены и исполнял все ее капризы, понимая, кто из них кого добивался. Нынешний резкий отказ подталкивал ее к мятежу. Ясмин полусознательно нащупала в кармане телефон, вынула его и прокрутила чаты в Ватсапе. Ее переписка с Джейсоном, полная флирта, была нечастой, но тянулась на протяжении многих лет.

А что, если?..

Шальная мысль принесла ей удовольствие. Ясмин вспомнила все их случайные столкновения: рука Джейсона у нее на оголенной спине, его горячее дыхание на шее — в тот раз, когда толпа прижала Ясмин к его груди в забитом вагоне метро на Ковент-Гарден. И тот корпоратив, на котором оба в хлам напились. Если Эндрю не позволяет ей зачать ребенка, возможно, она сделает это с Джейсоном. Его можно соблазнить в два счета. Поздний вечер на работе, пара бокалов чего-нибудь покрепче, номер в отеле. Туманная перспектива сложилась в стройный план действий, перейдя из разряда фантазий в реальную возможность. Ясмин так и сяк крутила эту идею в голове, будто преступник, обдумывающий ограбление банка. Сама возможность успокоила ее, сняла с плеч тяжелый груз. Скорее всего, она никогда не прибегнет к этому средству, но наличие выбора — последняя надежда, если Эндрю все же откажет, — позволяло дышать свободнее. Внизу хлопнула входная дверь, и Ясмин восприняла это как знак.

* * *

Лейла услыхала знакомый сигнал дверного звонка: длинный, потом короткий. Так звонил Уилл в те вечера, когда забывал ключи. Сначала Лейла решила просто проигнорировать супруга, но потом вспомнила, что у него есть ключи и он просто войдет внутрь.

И правда: дверь скрипнула, и в коридоре раздались шумные шаги. Лейла поспешно смяла пластиковый пакет из магазина и кинула в мусорное ведро. Недовольно принюхалась к застывшему запаху грязной посуды и сырости от холодильника. Нельзя давать Уиллу удовольствие видеть ее в таком виде: растрепанной и потерянной посреди горы упаковок от готовых обедов. Но вот Уилл появился на пороге кухни. Из-за темных кругов под глазами он будто постарел лет на пять.

— Я так понимаю, ты пришел за своими пластинками? — едко осведомилась Лейла. — Когда закончишь, оставь ключ на тумбочке. — Она двинулась мимо него в коридор, но Уилл преградил ей путь:

— Ты помнишь день, когда мы повезли Макса в музей?

Лейла поглядела бывшему мужу в глаза.

— Ты не посмеешь, Уилл, — произнесла она холодно. — Ты, мать твою, не посмеешь.

— Ты думаешь, я просто разыгрываю театр? Думаешь, я притворяюсь? — Уилл сжал кулаки. — Разве ты не помнишь, как меня накрыло тогда?

Лейла ничего не ответила. Она, конечно, прекрасно помнила. Это произошло в прошлом году промозглым октябрьским утром. Они согласились присмотреть за Максом, поскольку Эндрю и Ясмин были приглашены на свадьбу. Упаковав малыша в синее пальтишко и красные штаны на подтяжках, они втроем поехали в Музей естественной истории на другом конце города. Пока Лейла стояла в долгой очереди за билетами, что-то привлекло внимание Макса, и он схватил Уилла за руку:

— Папа, папа, смотри!

Уилл встретился взглядами с женой, и между ними проскочила болезненная искра — напоминание о той жизни, которой у них никогда не будет. Уилл тогда схватил Макса на руки и понес к объекту интереса, восторженно о чем-то болтая с ребенком, но в ночь после этого прижимался к спине Лейлы, едва сдерживая рыдания. Она пыталась повернуться к нему лицом, но муж слишком крепко обнимал ее. Она так и лежала с открытыми глазами в темноте спальни, дав Уиллу шанс выплакать свое горе.

На следующий день Лейла впервые предложила взять ребенка из детского дома, но ее ждал решительный отказ. Уилл заявил, что хочет растить собственного ребенка и усыновление его не удовлетворит. Лейла не могла принять такого решения, и с тех пор начались долгие месяцы разлада. В каком-то смысле момент, когда Макс сжал своей ладошкой руку Уилла, стал началом конца их семьи.

— Я помню, — ответила Лейла. — Но почему тогда не быть честным? Если тебе больно, значит, тебе больно. Откуда этот язвительный цинизм в твоей колонке?

Уилл развел руками:

— Я ничего такого не имел в виду.

— Имел, Уилл. Имел, ведь ты больше всего на свете боишься, что твой образ мачо хоть на минуту приобретет человеческие черты и твои друзья по социальным сетям увидят в тебе нечто живое!

— Да брось, Лейла.

— Ответь мне тогда на один вопрос: точно зная, что ты натворил, точно зная, как мне больно от этого, — если бы повернуть время вспять, ты все равно написал бы ту статью?

Уилл шумно выдохнул:

— Я не знаю, что ответить.

— Нет, Уилл, знаешь, — прошипела Лейла. — Ответить на этот вопрос очень просто, и если ты этого не понимаешь, какого черта ты делаешь в моем доме?

Он сомкнул ладони в умоляющем жесте:

— Если бы я знал, что могу из-за этого тебя потерять, я бы никогда не написал статью. Успокойся, Лейла, мы же команда.

— Мы больше не команда, Уилл. Все, с меня хватит. — Лейла снова попыталась пройти мимо, но Уилл схватил ее за запястье. Его порыв, знак собственничества, вызвал в ней ярость. Повернувшись, Лейла с силой оттолкнула мужа. — Усвой одну вещь, Уилл. Этот дом больше не твой. Тебе запрещено приходить когда вздумается. А я тебе больше не жена, и не смей ко мне прикасаться без разрешения.

Он не опустил взгляд.

— Я, возможно, здесь и не живу, Лейла, но