в музыкальной комнате. И Нори проводила бо́льшую часть дня, прижавшись ухом к ее двери.

Это действительно было чудесно.

Нори никогда не видела брата таким счастливым. Он словно вернулся в юность: превратился в мальчика, которым ему никогда не позволяли быть.

Хотя Нори каждый вечер перед сном заходила к нему в комнату, чтобы он почитал ей вслух, она никогда не оставалась надолго. Сегодня вечером он прочитал ей одну главу из «Повести о Гэндзи», потом закрыл книгу и глубоко вздохнул.

– Прости. Я устал.

– Все в порядке.

Нори прочла книгу несколько дней назад, но не сказала брату.

– Как ты себя чувствуешь? Аямэ говорит, тебе снятся кошмары.

– Уже нет, – заверила Нори, солгав только наполо-вину.

Кошмары утратили былую силу с тех пор, как Акира вернулся, и с тех пор, как безликий призрак заменила влюбленная девушка, которая вела дневник, полный меч-таний.

– Как нога?

– Все в порядке. Шрам почти не заметен.

– Хорошо. Я понимаю, что все время занят, но вскоре тебя куда-нибудь отвезу.

Все как обычно. Акира давал обещания, чтобы успокоить нечистую совесть, и Нори не сомневалась, что он искренне верил в свои слова. Однако потом момент про-ходил…

Нори наклонила голову в ответ и была вознаграждена усмешкой.

– Ты стала послушная, да?

Внешне, возможно. Чем меньше от нее ожидали, тем больше ей могло сойти с рук. Ей потребовалось немало времени, чтобы этому научиться. Кротость – не слабость. И смелость – не сила.

– Я не хочу с тобой спорить.

Акира подозрительно на нее глянул.

– Ты не разочаровала меня перед гостями.

Нори пожала плечами.

– А зачем? Они далеко от своей страны, от дома. Не выброшу же я их на улицу.

– Тебе приходится больше готовить.

– Аямэ помогает.

Акира кивнул.

– Она добра к тебе?

– Да, аники.

– Ну, теперь у нас есть средства, чтобы нанять слуг, которых пришлось уволить. Или еще лучше, найти новых. Тех, кому я смогу доверять.

Нори нахмурилась.

– Я думала, мы бедные.

Акира рассмеялся.

– Мы экономим, а не бедствуем. В любом случае, Уилл платит за гостеприимство.

– Я думала, они бедные.

– Отнюдь. Они происходят из очень старой, очень богатой семьи.

Нори скрестила руки на груди.

– Так почему они здесь? Наверняка есть великолепные отели…

– Дело не в деньгах. Они… – Акира помедлил. – На самом деле, они очень похожи на нас, Нори. Вот почему я пригласил их погостить.

– Не понимаю.

Акира поставил книгу обратно на полку.

– Не мне рассказывать эту историю.

В груди закипело разочарование. В этом танце он всегда опережал Нори на три шага.

– Как скажешь.

– Ты могла бы пообщаться. Они не кусаются.

– Ты же знаешь, у меня нет опыта с обычными людьми.

Акира усмехнулся.

– С этими двумя ты его и не получишь. Но с чего-то надо начать. Ты сама удивишься. Элис немногим старше тебя, она может тебе понравиться.

Нори переступила с ноги на ногу.

– Ты же говорил, она глупенькая.

– Именно поэтому. – В улыбке Акиры не было язвительности. – А теперь марш в постель.

Нори ушла, не сказав ни слова.

Однако не в постель.

Проскользнув вниз по лестнице, через кухню Нори вышла во внутренний дворик. Ночное небо усыпали звезды, и все выстроились в таком тщательном порядке, словно Бог лично обратил на это внимание.

Нори потянулась за корзинкой, в которой держала шитье, и вдруг поняла, что она не одна. Сидя в плетеном кресле, курил сигарету Уилл. Их глаза встретились, и она замерла, как олень, пойманный взглядом охотника.

– Приношу свои извинения, – с широкой улыбкой сказал юноша. – Не хотел тебя напугать.

Нори впервые разглядывала его так близко. Он был бесстыже красив. Сейчас это вызвало у нее раздражение.

– Ты не напугал.

Он оглядел ее с ног до головы.

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать, – солгала Нори.

Летом исполнится.

Он ухмыльнулся, словно знал, что она его обманывает. Акира, наверное, называл ее настоящий возраст. Нори почувствовала себя дурой.

– Но ты не в школе.

Нори хотела поежиться, но заставила себя остано-виться.

– Я не хочу в школу. Аники говорит, так будет лучше.

– Аники?

– Акира.

Уилл вгляделся в ее лицо, и она не дрогнула. Пока он посмотрел, Нори чувствовала крошечные уколы по всему телу – нельзя сказать, что неприятные.

– Ты всегда делаешь, что велит тебе Акира?

Она никак не могла прочесть его интонации. И он не переставал игриво улыбаться.

– Иногда.

Уилл поднялся и указал на пустое кресло.

– Что ж, Норико. Не смею мешать твоему непослу-шанию.

Он стремительно прошел мимо, и Нори почувствовала запах дыма и чего-то острого.

– Не надо… – начала Нори и сразу, как слова сорвались с губ, пожалела.

Уилл приподнял светлую бровь.

Нори покраснела.

– Не называй меня так. Никто меня так не называет. Зови меня Нори.

Уилл пожал плечами, словно для него это не имело никакого значения.

– Что ж, малышка Нори. Спокойной ночи.

Уилл ушел, и Нори забралась в кресло, которое он оставил. Сердце стучало в ушах, внутри разливалось странное тепло. Колени ходили ходуном.

Чувство походило на страх. И все-таки было каким-то иным.

Что со мной происходит?

* * *

Нори старалась больше не оставаться с ним наедине. И все же с той ночи они танцевали друг вокруг друга, как герои маскарада. Никогда не прикасаясь, но все ближе и ближе.

За завтраком он задел ее рукой, когда она передавала ему сахар. Их глаза встретились всего на мгновение, и когда Уилл отвел взгляд, она почувствовала себя бесстыдно обласканной.

Ему девятнадцать – всего на год старше Акиры, однако на целую жизнь старше нее. Он объездил весь мир. Он говорил по-английски, по-французски и по-немецки, коллекционировал произведения искусства. Нори видела, что общество женщин ему не в новинку. Он излучал магнетическую уверенность, которая против воли ее привлекала.

Когда Уилл и Акира отдыхали в гостиной и пили по вечерам, обсуждая политику, искусство или еще что-нибудь, чего Нори не понимала, она проскальзывала к ним и садилась в углу. Ни один не обращался к ней, но ее и не гнали. Нори считала это маленькой победой. Когда Акира отвлекался, взгляд Уилла падал на ее губы.

Акира ложился спать, Нори забиралась на свое дерево и пробовала считать звезды. Иногда она слышала из дома музыку и знала, что Уилл распахнул окна музыкальной комнаты, чтобы она могла услышать, как он играет.

Она точно знала, что он играл для нее; с таким же успехом он мог подписать ноты ее именем.

Уилл увидел то, что упустили остальные; звук фортепьяно давал ей понять, что она не одна.

И это само по