- Я…, я хотел поговорить, - запинается мужчина, рукой потирает свою шею.

Волнуется? Таким я этого мужчину ещё никогда не видела.

- Не имею такого желания, - сообщаю мужчине.

О чём нам разговаривать с отцом Кирилла?

- Карин, не торопись пожалуйста, давай поговорим, девочка? Я…, мне так стыдно, не гони меня, выслушай, прошу! – смотрю на Георгия Алексеевича и не узнаю его.

Передо мной стоит не тот властный мужчина, что кидал слова угрозы в день свадьбы его сына, не Глава   огромной компании, предо мной сейчас стоит несчастный человек с потухшим взглядом и сединой в волосах, которую я не заметила при сдаче анализов для ДНК. Не знаю почему, но мне становиться его искренне жаль.

- Хорошо, проходите, - отступаю в сторону, даю зайти мужчине в палату.

Георгий Алексеевич переступает порог палаты и тут же крутит головой, осматриваясь, тихо здоровается с Алёной, которая успела уже спрятать кружки с «успокоительным», так как их нет на столе. Алёна здоровается в ответ, направляется на выход из палаты.

- Я пойду погуляю, если что звоните, - шёпотом говорит няня, равняясь со мной.

- Хорошо, - закрываю дверь за девушкой и поворачиваюсь обратно к мужчине.

Отец Кирилла останавливается, сделав всего пару шагов, его взгляд направлен на кроватку Арины.

- Можно? – поворачивается ко мне, спрашивает, как я поняла, разрешение подойти к детской мебели.

Всё, что могу так это кивнуть в знак согласия, в груди расползается какое-то щемящие чувство, не дающие отказать мужчине. Смотрю, как медленно Георгий Алексеевич подходит к кроватке, заглядывает в неё, и резко хватается за переднюю часть мебели, словно под ним пол пошатнулся. Кроватка качнулась, от чего моя крошка зашевелилась, проснулась. Мне хорошо видно Арину через деревянные прутья, спинки кроватки не закрыты. Моя малышка лениво приоткрыла сонные глазки, причмокнула пухлыми губками, зевнула, и на пару секунд её взгляд задержался на мужчине, который в это время замер статуей, и кажется не дышал.

Арина первая прервала их недолгие гляделки, запрокинула ручки с сжатыми пальчиками в кулачки себе за голову, и попыталась потянуться, выпячивая животик кривя губки. Секунда и по палате разнеслось хныканье крохи предвещающие громкий плачь.

Быстро подхожу к кроватке, чем заставляю отойти мужчину чуть в сторону, чтобы дать мне возможность взять Арину на руки, и не дать заплакать. Горлышко ещё воспалено, и не стоит его раздражать ещё больше.

- Чшшш, я тут, не надо плакать, - наклоняюсь над кроваткой, показывая себя малышке.

Глазки радостно засияли, малышка заулыбалась, издавая восторженные агукание, задёргала ручками и ножками, просясь взять её на руки. Вся сонливость исчезла в миг.

- Иди сюда моя маленькая, - улыбаюсь в ответ и протягиваю руки к дочери, вытаскиваю её из кроватки, разворачиваю и спинкой прижимаю к своей груди, поворачивая личиком к гостю, что стоит в пару шагов от нас.

Оторвав взгляд от светлой макушки Арины, поднимаю глаза на мужчину и поражённо застываю.

Крепко сжатый кулак одной руки прижат к губам Георгия Алексеевича, вторая рука лежит на груди в районе сердца, лицо мужчины покрасневшие, а из глаз, в которых читается боль текут слёзы. Я первый раз вижу, как плачут мужчины, маленькие мальчики не в счёт.

- Георгий Алексеевич? - шёпотом зову мужчину, от растерянности голос сел.

- Прости меня дурака старого, - сиплым голосом заговаривает мужчина, убирая кулак от губ, - что же мы наделали, - хватается свободной рукой за кроватку, покачивается, гулко охая.

- Георгий Алексеевич?! – испуганно вскрикиваю, чем пугаю Арину.

Дочка вздрагивает, но, к радости, не начинает плакать, а я хватаюсь за руку мужчины, которой он растирает грудь в районе сердца. Приступ! Пронзает догадка.

- Георгий Алексеевич, держитесь, я сейчас позову врача, - торопливо говорю мужчине, и кладу малышку обратно в кроватку, с ней быстро не получиться добежать до кабинета врача, если никого не встречу в коридоре.

Арина хнычет, уже хочу взять её обратно, как отец Кирилла протягивает к ней руку, и пальцами ласково проводит по мягкому, светлому волосу. Улыбка с гримасой боли на лице мужчины хлещет по пяткам плетью. Выскакиваю из палаты, кручу головой в одну и другую сторону длинного коридора и не заметив никого в медицинском одеяние, срываюсь с места, бегу в сторону кабинета Степана Станиславовича.

Пульс грохочет в ушах, сердце готово вырваться из груди проделав так огромную дыру, глаза застилает мутная пелена. Слёзы! Страшно! Страшно, что этот мужчина может не пережить приступа. В памяти проноситься кадры прошлого. Снова оно не даёт мне покоя, как от него избавиться?

Георгий Алексеевич всегда относился ко мне, как к родной дочери, относился, пока его сын не выбросил меня из своей жизни! Он встал на его сторону, как и полагается родителям, становиться на сторону детей! Но можно же было со мной поговорить! Встретиться! Наконец перепроверить здоровье Кирилла! Но никто этого не сделал! За меня некому было заступиться! Никто не пришёл к ним в дом и не отстоял мою честь! Потому что от меня отвернулась та, что должна была встать на мою сторону, как это сделал отец Кирилла в его сторону.

Но это не значит, что я могу дать мужчине умереть! Его поступок на его совести, моя же совесть будет чиста.

- Степан Станиславович! – кричу, заметив доктора.

Мужчина вышел из своего кабинета и явно намеревался идти в другую сторону.

- Карина? Что случилось? – быстрым шагом направился мне навстречу.

- Там Георгию Алексеевичу плохо, это отец Кирилла, он пришёл и… и у него приступ сердечный, - кричу мужчине, когда он ловит меня в свои руки.

- Идём, - разворачивает меня обратно и слегка подталкивает, - Марина! – гремит голос доктора, - Колодцева в триста четвёртую! – практически бежит мужчина, бросая появившийся непонятно откуда девушке в белом халате, - это кардиолог, детский, но кардиолог, - кидает на меня быстрый взгляд, поясняет мужчина.

А мне всё равно, детский он или взрослый, главное,