— Ты никак пьян, Харлампович?! — прервал я излияния Самсонова.

— Да что там! Чарочку выпил, и только... По-твоему, значит, пьян? Нет, Харлампович пьяным не бывает.

И дальше все в том же духе. Меня взорвало:

— Как это — чарочку? Приказ знаешь? Какой же пример подаешь другим? Выходит, остальным выпивать нельзя, а Харламповичу можно? Сейчас же пойдешь под арест.

Харлампович пришел в негодование:

— Меня, старого коммуниста, в баню? Да я в партии состоял и Советскую власть устанавливал, когда тебя и на свете не было! Да за что же в баню?! Где Батя? Позорить меня перед партизанами?! Не выйдет, комиссар!

— Знаю, Харлампович, ты действительно старый коммунист и хороший партизан. Но в баню тебя все же посажу. Тем более что тебя знает весь полк, тобой гордятся. А Батя тут ни при чем. Приказ он тоже подписывал и нарушать его не позволит.

Я вызвал караул, Харламповича увели.

Ночью приехал Казубский. Ему уже кто-то сказал, что комиссар посадил под арест Харламповича. Как и все мы, Василий Васильевич любил и уважал этого справедливого и очень хорошего партизана.

Впервые видел я Казубского в таком гневе. Тогда же в первый и последний раз мы с ним немного повздорили. Он настаивал, чтобы я немедленно выпустил Харламповича.

— Если сейчас же не освободишь, то освобожу я сам, — резко сказал Василий Васильевич.

Я ответил, что освобождать арестованного сегодня не буду и, думаю, что Казубский этого тоже не сделает. Не станет же командир полка подрывать авторитет своего комиссара, а главное, авторитет собственного приказа. Сговорились на том, что я сам завтра выпущу на волю Самсонова. Так и сделали. Харлампович на меня долго дулся, потом прошло. Батя в душе, конечно, считал, что я прав, но уж больно жалко было ему Харламповича. Этот случай показал партизанам, что пощады не будет никому, и сослужил нам хорошую службу.

Встречались у партизан и другие слабости. Бывало, что отдельные бойцы и даже командиры значительно преувеличивали свои успехи, число жертв противника. С помощью Разговорова и Осташева мы обнаружили такого рода приписки. Произошел крупный разговор. Виновных строго наказали.

Впредь мы не верили на слово, а требовали неопровержимых доказательств. И разведданные составлялись с исключительной добросовестностью.

Твердая линия на укрепление дисциплины в полку, которую с особой настойчивостью мы начали проводить по совету Разговорова, оказалась единственно правильной накануне такого события, как нападение на Ельню. И командование и рядовые партизаны видели в Разговорове политического наставника и военного советчика. Имея особые полномочия, он подчинил себе группу, прибывшую с капитаном Осташевым, и держал непосредственную связь с командованием фронта через рацию Присухи.

Накануне штурма Разговоров в телеграмме в штаб фронта высказал соображение, что для оживления боевой деятельности полка имени Сергея Лазо было бы целесообразным отдать ему приказ на занятие Ельни. Командование поддержало это. Чтобы обеспечить полный успех предстоящей операции, командование фронта по рекомендации Разговорова одновременно приказало партизанскому полку имени 24-й годовщины РККА и полку народных мстителей Глинковского района[5] (одним батальоном) оказать нам поддержку.

Согласовав с Разговоровым, штаб полка имени Лазо издал приказ, в котором определялись задачи не только наших батальонов, но и соседних полков во время атаки на Ельню. Но это были самостоятельные партизанские части, формально наш приказ не имел для них силы закона, а связаться с ними и разработать совместный план мы не могли. Учитывая это, Разговоров откомандировал в полк имени 24-й годовщины РККА капитана Осташева, который и должен был выполнить эту миссию, а также координировать действия партизанских отрядов.

С полком имени 24-й годовщины РККА, с партизанскими частями, входившими в соединение «Дедушка», а также с группой войск генерала Белова и 4-м военно-воздушным корпусом генерала Казанкина у нас не было не только телефонной связи, но и связи по рации. Нас разделяли железная дорога Смоленск — Мичуринск и шоссе Спас-Деменск — Ельня, контролируемые немцами.

Еще 1 марта главнокомандующий Западным фронтом прислал генералу П. А. Белову распоряжение о том, что ему подчиняются все партизанские отряды, действующие в районе его группы. Мы не знали об этом распоряжении. Однако перспектива действовать в тылу врага совместно с регулярными частями Красной Армии, подчиняться командованию группы войск генерала Белова была для нас весьма заманчивой. Фактически же из-за отсутствия регулярной связи с Беловым мы продолжали действовать самостоятельно и все необходимые указания получали еще долгое время непосредственно из штаба Западного фронта.

По настоящему же не были подчинены Белову и партизанские отряды, с которыми он имел локтевую связь. Например, 9 марта генерал Баранов из группы войск генерала Белова радировал в Западный фронт:

«Партизанский полк Гнездилова (полк имени 24-й годовщины РККА. — А. Ю.) с 26 февраля стоит на месте.

Мои приказы не выполняет, мотивируя, что задачу имеет от Западного фронта. Прошу Ваших указаний в отношении партизанского полка Гнездилова. Баранов».

Поддерживать контакт между двумя полками через связных было очень трудно. Тем не менее, поскольку основная тяжесть боев ложилась на плечи лазовцев, мы были особенно заинтересованы в хорошей связи и послали к соседям своих людей.

Приближалась дата штурма Ельни — ночь на 23 марта 1942 года. 

Накануне решительного боя наш полк заметно подтянулся. Он как бы приготовился к прыжку.

19 марта появился приказ, в соответствии с которым все батальоны, атакующие Ельню, должны сосредоточиться на исходных позициях вечером 22 марта. Была достигнута договоренность и с полком имени 24-й годовщины РККА. Поданный с их стороны в 20 часов 30 минут сигнал — две красные и одна зеленая ракеты — будет означать, что они тоже заняли исходные рубежи и готовы к атаке. После этого должен последовать приказ Казубского об общем наступлении на Ельню.

Полку имени 24-й годовщины РККА в составе двух батальонов (примерно тысяча человек) по плану предстояло наступать со стороны Вяземского большака, захватить северную часть города и продвинуться в центр.

На батальон Глинковского полка (250 человек), сосредоточенный в деревне Чанцове, возлагалась задача атаковать гитлеровцев вдоль железной дороги и захватить часть города в районе кирпичного завода.

Из нашего полка в штурме города должны были участвовать 2, 4 и 5-й батальоны (более двух тысяч человек). 1-му и 2-му поручалось перекрыть дороги к Ельне со стороны Смоленска, Спас-Деменска и Починка, чтобы оккупанты не смогли подбросить подкрепление осажденному гарнизону, 4-му — атаковать Ельню с юга, занять больницу, льнозавод, Городок (высокая земляная