даже отвечать не мог на расспросы нормально, с трудом сдерживал эмоции. Хорошо хоть маяке на Светлану не забыли поставить, но со всем остальным в его организации был полный швах. Генерал допрашивал меня сам, пытаясь вытащить то, чего я в принципе знать не мог. Я отвечал через раз, больше обдумывал свои ошибки, к которым прыжок в телепорт не относил. Случилось бы это еще раз — опять бы прыгнул, потому что Светлане грозила настоящая беда. Я подозревал, зачем она нужна была Накреху, и понимал, что живой ей было не уйти, если я прав в своих подозрениях. Своими ошибками я считал то, что доверил проведение операции Ефремову, то, что не проверил наличие маяка в общей комнате, и то, что не ушел в невидимость сразу, как прыгнул в телепорт. Последнее могло помочь нейтрализовать нападавших куда успешнее, если при них не было определителя посторонней ауры. А его при них не было, а значит, я бездарно профукал свой шанс спасти Светлану единолично. Но я никогда не был боевиком, опыт такого рода нарабатывался у меня уже здесь, и довольно болезненно.

— Елисеев, у тебя есть идеи, кто стоит над задержанными? — тем временем продолжал допытываться Ефремов.

— Идеи есть, доказательств нет, — честно ответил я.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался он.

— Мои идеи, даже если я о них расскажу, вам ничего не дадут, Дмитрий Максимович, — отказался я делиться знаниями.

Тем более что говорил я чистую правду. Скажи я, что где-то неподалеку в чужом теле находится иномирный маг, что это даст Ефремову? Даже если поверит, а не посоветует обратиться к психиатру ничего не даст. Я не знаю, чье тело маг занимает. И сдается мне, этого не знал и Воронцов. Не такой идиот Накрех, чтобы ставить под удар себя, наверняка он притворяется кем-то еще, не тем, в чьем теле сейчас сидит. Мои личины местными артефактами не берутся, так что, скорее всего, его тоже. Нужно найти время, чтобы добить расшифровку ключа и залезть в записи Соколова. Возможно, там меня ожидает масса сюрпризов. Конечно, Накрех переселился давно. С того времени магическая наука не стояла на месте, и он может чего-то не знать, но может и знать такое, к чему я окажусь не готов — это и личные наработки, и утерянные знания, которыми давно покинувший тот мир маг может владеть.

— Ярослав, ты, наверное, не понимаешь, что нам сейчас важна любая ниточка, чтобы все это распутать.

— Дмитрий Максимович, у вас этих ниточек целых три. И все три можно дергать долго и упорно, пока все не вытащите. Из меня же к преступникам не идет ни одна, и я вам ничем в распутывании не помогу. Не менталист я ни разу.

Ефремов уставился на меня, как будто пытался загипнотизировать. Но я смотреть так тоже умею, особенно напрактиковался за время управления кланом. Серый мне даже как-то сказал, что взгляд у меня тяжелый, на всех действует. Как выяснилось, не на всех. Эта дура Полина, несмотря на ясно выраженный запрет, отцепила Сысоевский подарок от рюкзака и утащила к себе под подушку. Вряд ли от большой любви, наверняка пообещала это уроду Сысоеву. А то что ей не просто так запрещали, ей и в голову не пришло, посчитала желание самоутвердиться за ее счет или ревностью. Разговор с ней предстоит серьезный, но много позднее. Сейчас ей точно не до разговоров. Ей еще повезло, что не умерла. Тимофей, с которым я созвонился, сказал, что еще пару секунд — и он бы Полину не вытащил. И что с ней делать? Сама себя наказала так, что никакое мое наказание с этим не сравнится.

— Елисеев, если ты скрываешь важные для следствия сведения, то я напоминаю, что это уголовно наказуемо.

— Дмитрий Максимович, с чего вы взяли, что я от вас что-то скрываю? А про уголовно наказуемо вообще насмешили. Сейчас наказывают за помощь Императорской гвардии? Точнее, за то, что делаешь их работу? Что вам император-то сказал?

Ефремов нервно дернул углом рта.

— Елисеев, чтобы он ничего не сказал, мне нужно ему хоть что-то позитивное предъявить. А у нас пока даже не знают, как обойти клятвы, чтобы из преступников что-то вытащить и это что-то не превратилось в кровавый дождь.

Он с такой надеждой на меня посмотрел, что пришлось его сразу вернуть на землю.

— Дмитрий Максимович, повторю: я не менталист, ничего посоветовать не могу. И вообще, я устал, хочу спать, а завтра у меня занятия. Если вы не забыли, я в школе учусь.

— В школе он учится, — проворчал Ефремов. — Да чему там тебя они могут научить?

— Например, этикету.

— Согласен, он у тебя хромает. — Ефремов вздохнул, понял, что от меня больше ничего полезного не добьется, и сказал: — Ладно, можешь идти отсыпаться. — Я подскочил, но он меня задержал жестом и добавил: — Пока не ушел, скажи, может, тебе что-то выделить из нашего арсенала, в награду за помощь.

И главное, сказал это почти по-человечески, как будто признавал, что без моей помощи они сели бы в глубокую грязную лужу, но гордость не позволяла в этом признаться.

— А почему нет, Дмитрий Максимович. — Я уже стоял, но садиться не стал, просто наклонился к собеседнику. — Компенсируйте мне спортивный костюм, а то тот, что на мне, невосстановимо поврежден вражеским порталом.

— Елисеев, как твой почти учитель скажу, что было большой дуростью сигать в портал, который схлопывается. Но как глава Императорской гвардии признаю, что риск был оправдан. С нас новый спортивный костюм той же фирмы, что и твой, — стоически согласился Ефремов, наверняка подозревая, сколько придется за него выложить. — Что-то еще?

— Ага. Мне нужна пара лабораторных мышей. Каждая в своей клетке, — решил я не ждать встречи с Серым, а получить нужное сейчас.

— Зачем? — непритворно удивился Ефремов.

— Для эксперимента, — туманно ответил я. — Нужно кое-что проверить, а на себе больше не хочется.

— Хорошо, Елисеев, — на удивление покладисто согласился Ефремов и тут же позвонил, чтобы мне принесли требуемое. — В школе ни о чем не болтай и своих предупреди, чтобы молчали.

Мышей мне вручили и даже предложили воспользоваться телепортом Императорской гвардии до комнаты девочек. Я отказываться не стал и вывалился посреди комнаты. Полина спала на своей кровати, хотя та выглядела так, словно ее притащили