Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – спросила она.
– Рано или поздно каждый в своей жизни должен испытать боль, это неизбежно, – ответил он.
Голос был другим, чем-то отличался от обычного. Если бы Соня не знала этого человека так хорошо, то и в самом деле решила бы, что у него есть брат-близнец, маниакальный двойник. Однако он слишком походил на Билла, носил его одежду. Как ни трудно было в это поверить, но это и в самом деле был он. Голос был немного гнусавый, чересчур тонкий, наполненный уверенностью в своей правоте. Кровь похолодела в ее жилах и сделала руки липкими.
– Это не ответ.
– Я судил и вынес приговор.
– За какое преступление?
– За то, что они не страдали.
– Это бессмысленно.
– Да, все так и есть, – заверил мужчина, – я судил, сам был судьей и присяжными и вынес приговор.
– Маленьким детям?
Он бросил короткий взгляд на Алекса и Тину, на минуту смутившись.
– То, что вы говорите, нелепо, Билл.
– Джереми.
– То, что вы говорите, нелепо, Джереми.
Мужчина насмешливо ухмыльнулся, придя в себя; минутная слабость прошла.
– Я судил их родителей. Они были приговорены к мучениям.
– Из-за того, что у них отберут детей?
– Да, именно так.
Он взмахнул ножом, указывая на малышей.
Соня удивлялась своему спокойствию. Все напряжение, постепенно усиливающееся с первого дня приезда на остров, все омерзительные предчувствия, тяжесть долгого ожидания вдруг исчезли. Девушка чувствовала себя свободной, свежей, сильной и на удивление уверенной в своей способности найти решение даже в такой опасной ситуации, как эта.
Возможно, кроме всего прочего, ей помог опыт работы в качестве сиделки: ее учили, как разговаривать с ненормальными, в той степени, в какой это вообще возможно, как заставить их делать то, что ты хочешь.
Возможно, в основе спокойствия лежал сильный страх; он парализовал бы девушку, если бы она не обрела душевное равновесие, погрузил бы в транс, от которого не было бы проку ни ей, ни детям.
– Отдайте мне нож, – произнесла она, протягивая руку.
Он только смотрел на девушку.
– Если вы пойдете на это, то сильно пострадаете, когда вас поймают, Билл. Вы ведь не хотите, чтобы вам сделали больно, правда?
– Я не Билл.
– Нет, вы Билл.
– Мое имя Джереми.
Она вздохнула:
– Ну хорошо, Джереми. Вы хотите, чтобы вам сделали больно, очень больно, когда поймают?
Мужчина снова ухмыльнулся:
– Меня не поймают.
– Как вы можете убежать?
– На лодке.
– Вы испортили все лодки.
– У меня есть своя.
– "Леди Джейн"?
– Не "Леди Джейн", другая лодка, моя особая лодка, только для меня. Я спрятал ее там, где никто не найдет.
Особенно сильный порыв ветра встряхнул дом, завыл за стенами, как существо из ночного кошмара, голодное, ищущее жертву.
Он еще крепче сжал в руке нож.
Соня сказала:
– На самом деле это не ваша лодка, правильно?
– Точно.
– На самом деле это лодка Джона Хейса, да?
Он вздрогнул, как от удара.
– Правда?
– Нет.
– Вы лжете, Джереми. Это лодка Хейса.
– Откуда вы узнали о Хейсе?
– Вы его убили, не так ли?
Кончик ножа опустился вниз и теперь выглядел не таким жутким. Соне удалось поразить преступника, буквально парализовать.
– Я его убил, – подтвердил мужчина.
– Почему?
– Он был дураком.
– Почему он был дураком, Билл?
– Меня зовут Джереми.
Она вздохнула:
– Почему он был дураком, Джереми?
– Он думал, что я с самого начала говорил правду. Думал, что все это затеяно только ради того, чтобы шантажировать Джоя Доггерти. – Он желчно рассмеялся. – Сами видите, полный идиот.
– Что должен был сделать Хейс? – спросила Соня.
Ответ действительно ее интересовал, но в основном все это затевалось ради того, чтобы он продолжал говорить, – чем дольше длился бы разговор, тем меньше становилась вероятность, что он перейдет к делу; по крайней мере, насколько девушка помнила, так было написано в учебниках. Кроме того, если ей удастся достаточно долго заставить его поддерживать разговор, кто-нибудь из остальных обязательно придет посмотреть, что же так задержало ее, Сэйна и детей наверху, и тогда у них появится шанс на спасение.
– Он звонил по телефону, – ответил Петерсон.
– В Нью-Джерси?
– Да.
– Это он проник в дом и оставил записки?
– Нет. Это сделал я. Билл дал мне ключи от дома в Нью-Джерси.
– Билл Петерсон?
– Да. Правильно, – ответил Джереми.
Ей показалось, что это и есть слабое звено в его фантазиях, и можно попробовать вбить сюда клин.
– Тогда Билл замешан во всем, что вы делаете. Может быть, они не поймают вас, Джереми, но зато схватят Билла. Они заставят его за все расплатиться.
– Ему ничего не смогут сделать, – ответил мужчина. – Билл не знал, зачем мне нужны были ключи.
– Он мог хотя бы подозревать.
– Только не Билл, он слишком уравновешенный парень. Он никогда бы не понял таких вещей – суда и того, как быть одновременно судьей и присяжными, и то, что все должны страдать. – Он сделал паузу и облизал губы. – Нет. Нет, Соня. Билл слишком наивен, чтобы понять это.
Она решила оставить эту тему и вернуться к Джону Хейсу, мертвецу, которого они с Рудольфом обнаружили на пляже.
– Почему вы сами не звонили по телефону? Зачем использовать для этого Хейса?
– Его голос никто бы не смог узнать.
– Но ваш голос тоже не смогли бы узнать.
– Конечно узнали бы.
– Почему?
– Естественно, они же меня знают.
– Они знают Билла, а не вас! – сказала она.
Разговор начинал напоминать что-то вроде отрывков из "Алисы в Стране чудес". В нем почти что не было смысла, но девушка чувствовала, что именно это помогает достучаться до него, хотя бы слабо, хотя бы чуть-чуть, но достучаться сквозь завесу безумия.