Она поцеловала Тину, а после нее Алекса.

– Теперь вперед.

Соня двинулась первой, опустив голову, чтобы дождь не заливал глаза и не мешал видеть дорогу, и с радостью увидела, что дети последовали ее примеру. Это был добрый знак. Может быть, не слишком утешительный, но все же кое-что.

Первые несколько шагов оказались совсем нетрудными, даже притом, что из-за ветра они через каждые три шага отклонялись на один шаг в сторону, и Соня поняла, что если им удастся добраться до пальмовых зарослей, то деревья защитят их от ветра и идти будет намного легче.

Она то и дело поднимала голову, чтобы убедиться, что они движутся в правильном направлении. Добравшись до края лужайки, Соня наконец обернулась и посмотрела назад, чтобы убедиться, что их не преследуют.

Петерсона нигде не было видно.

Сердце девушки екнуло, и она еще больше заторопилась, стараясь поскорее увести детей под защиту пальм.

"Морской страж" находился на вершине холма; по бокам раскинулись лужайки до тех пор, пока не начиналась граница пальмовых зарослей. Они уже шли по всей длине острова, по крайней мере до вырубки перед домом Блендуэллов. Когда Соня вместе с детьми спустилась с холма, то и дело поскальзываясь на мокрой траве, то с удивлением увидела, что морские волны уже лижут подножие холма. Дождь не давал что-либо по-настоящему разглядеть ни слева, ни справа – оставалось только предполагать, что, поскольку прилив не мог подняться настолько высоко даже во время шторма, то, что она видела, – это всего-навсего стекающая с холма дождевая вода. Поток преградил им дорогу, и, хотя ей казалось, что глубина его не может быть больше одного-двух футов, впечатление оказалось обманчивым – девушка погрузилась по самые бедра. Если бы тут было течение, то ей не удалось бы перенести детей на другую сторону – к счастью, его не было, и Соня в два приема кое-как осилила переправу.

Оказалось, что взобраться даже на очень низкий склон теперь стало серьезной проблемой.

Все трое то и дело скользили и падали на мокрой наклонной поверхности. Наконец, добравшись до самого верха, они оказались в густых пальмовых зарослях.

Идти было тяжело, гораздо тяжелее, чем Соня себе представляла. Ей казалось, что стоит только дойти до этого места – и все будет хорошо. Между тем даже ослабевший в зарослях ветер буквально сбивал с ног и вынуждал опускаться на колени прямо на мокрую от дождя землю.

Хотя деревья, чуточку защищавшие от ветра, и давали им некоторое преимущество, но, с другой стороны, пришлось столкнуться и с трудностями, которых не было в то время, как путешественники шли по открытому пространству: ветер, который теперь уже ревел, как стадо мастодонтов, заставлял стволы пальм раскачиваться и скрипеть, в результате получался звук, который с трудом могли вынести человеческие уши. Соня надеялась, что ей не понадобится сказать детям что-то важное. Даже если в она стала кричать им прямо в ухо, вряд ли они что-либо расслышали бы в этом адском гуле.

Время от времени, но не так часто, как ей того хотелось (мешало то, что приходилось прикладывать дополнительные усилия, да и опасность приближалась), девушка замедляла шаг, поворачивалась и оглядывала окрестности, стараясь понять, следует ли за ними Петерсон. Каждый раз сердце у нее замирало в ожидании того, что он уже совсем близко, совсем рядом, и снова сжимает в руке свой нож.

Его не было видно.

Они были одни.

После одной из этих остановок она снова повернулась, набравшись смелости, чтобы идти вперед, и в ужасе пригнулась: в пяти футах впереди на землю с треском свалился кокосовый орех и несколько пальмовых веток, отломанных ветром. Если бы они сделали еще несколько шагов, то этот орех мог бы убить кого-нибудь или обеспечить перелом черепа.

Теперь у Сони появилась еще одна причина для беспокойства, не считая Петерсона, ветра, дождя и скользкой земли под ногами.

Они переступили через сломанные ветки и пошли дальше.

Вскоре дорога снова пошла под уклон. Это был спуск со второго из целой цепочки холмов, идущих вдоль острова. Нужно было спуститься по склону, мокрому от дождя, в маленькую, узкую долину.

Девушка с трудом верила своим глазам: после того, как она одного за другим перенесла детей через поток и четыре раза побывала в воде, теперь придется пересекать еще одну преграду, и это была уже не просто дождевая вода, а самое настоящее вязкое, соленое болото. Оно стало больше оттого, что дождь скатывался сюда с обеих сторон холма, но изначально здесь поработало море. Теперь Соне с детьми нужно было перебраться через эту подвижную, дышащую массу.

Не без труда, но они преодолели и эту преграду. Теперь им предстояло карабкаться по склону третьего холма высотой в сотню футов, опираясь на колени и руки для того, чтобы не соскользнуть вниз, так низко опустив лицо, что трудно было разглядеть что-либо, кроме травы, по которой струилась вода и за которую они цеплялись для того, чтобы удержать равновесие. Дюйм за дюймом они продвигались вперед, стараясь достичь вершины, где можно будет снова выпрямиться и пойти дальше.

Соня уже успела добраться до середины склона, когда поняла, что Тина осталась позади, довольно далеко позади. Оставив Алекса в одиночестве добираться до верха, она вернулась за девочкой и наполовину повела, наполовину потащила ее дальше.

На самом верху Тина улыбнулась, устало, но широко, и Соня в ответ крепко ее обняла, а следом и Алекса. Все присели отдохнуть, чтобы потом с новыми силами продолжить путь.

Она не представляла себе, сколько они уже прошли.

Еще меньше было мыслей по поводу того, как далеко еще осталось идти до "Дома ястреба".

Несмотря на это, Соня не позволяла себе даже думать о том, что они могут сдаться. Ей приходилось в полной мере использовать тот хваленый оптимизм, который впервые заметили в ней в университетские годы Дэрил Паттерсен и Линда Спольдинг. Спина у девушки болела от самого низа и до плеч, как будто ее растягивали на дыбе, горло снова пылало, и боль отдавала в голову, прямо в макушку, так что дождь молотил как будто по открытой ране, заливал мозжечок. Соня не волновалась об этом, она знала, что переутомление и вызванные им боли можно без труда вылечить. К сожалению, с ногами дело обстояло хуже: они непрерывно дрожали от нагрузки, которую приходилось терпеть, и если бы она согласилась хотя бы подумать о возможности поражения (а этого не следовало делать), то усомнилась бы в том, что после короткого отдыха они смогут нести ее дальше до тех пор, пока в этом будет необходимость. Она решила бы, что в самом скором времени упадет без сил. Между тем благодаря тому, что Соня не позволяла себе задумываться о таких вещах, она только могла предполагать, что стоит им только добраться до соседей, как ноги у нее отнимутся полностью и навсегда.