– Ларисонька, – он обнял меня, и опять все перевернулось вверх дном. Зачем? Зачем? Зачем?

– Угу?

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Я хотела, ох как много я хотела сказать, обвить его руками, положить его голову на свои колени и говорить, и шептать, и ласкать, и плакать. Только разве я могла вот так вот запросто сложить оружие? Вернее, я-то могла, но к чему это все? Нужны ли ему мои слезы и любовь? Нужна ли ему не слишком молодая, не слишком умная и не слишком красивая идиотка? Нужно ли ему мое «не могу без тебя»?

– Если ты так хочешь, я подытожу. Значится, так, – я высвободилась из его объятий, зажгла еще одну сигарету и спокойным размеренным тоном (ох как трудно давалась мне эта размеренность!) заявила: – Первое. Если ты думаешь, что я покроюсь багровыми пятнами от стыда и буду избегать твоего взгляда, то ошибаешься. Мне уже не пятнадцать, и даже (вот только не падай в обморок) не двадцать пять. Опять же, если ты опасаешься, что я брошусь к тебе на мускулистую шею с признаниями в вечной любви и требованием законного брака, то тоже ошибаешься. Я всегда умела отличать секс от чувства и, отдавая должное первому, не увлекалась вторым. Дальше, если ты надеешься, что это повлияет на условия нашего договора, оставь эти мечты. Деньги поделим, как договорились, и разойдемся, тоже как договорились. Что же касается продолжения близких (я выделила это слово голосом) отношений, то этого я не могу тебе обещать, хотя… – я сделала паузу, – было не так уж плохо. А сейчас, думаю, разумнее всего пойти на работу и повкалывать во имя Линкольна на зеленых бумажках. Ты как считаешь, Андрей?

Андрей пожал плечами и молча стал одеваться. Я последовала его примеру и через час, сидя за своим столом в офисе, развивала активнейшую деятельность по убеждению населения в факте бессонной ночи (что, учитывая все обстоятельства, было почти правдой). День все длился и длился, и всякий раз, встречаясь с Андреем взглядом, я сцепляла зубы в молчаливой и безысходной злобе на себя. Я злилась, что никогда не сумею стать той, которая сможет уверенно идти с ним по жизни рядом и быть ему достойным и равным партнером, быть ему нужной, любить его и быть им любимой. Дура! Какая же я дура!

С работы я ушла рано. Во-первых, не смогла больше терпеть его постоянного присутствия не только в мыслях, но и перед глазами, а во-вторых, мне надо было срочно забежать в издательство и забрать свою рукопись, в очередной раз получившую вежливый отказ. Да, да, никому ничего не рассказывая, чтоб не сглазить, я направила пару-тройку рассказов по разным редакциям, лелея слабую надежду стать знаменитой. К сожалению, великого писателя из меня никак не получалось, но я не отчаивалась, утешая себя примерами из жизни гениальных прозаиков, которых сначала все жестоко унижали, а затем возносили до небес, да еще и оделяли Нобелевской премией. Не хотелось только посмертного признания. К чему на небесах слава и деньги? Там все бесплатно и тщеславие не поощряется.

В редакции, вусмерть разругавшись с приличного вида дамой, наивно полагающей, что она литературный критик, и выкинув в урну очередную отрицательную рецензию, я отправилась к Андрею. Его не было. «И как это я забыла востребовать ключ?» – злилась я на себя, разгуливая по ухоженному дворику.

– Ты кто, тетя? – Черноглазый малыш лет пяти дергал меня за юбку.

– Я не тетя, я лисица-девица, а ты кто? – задала я встречный вопрос.

– А я Андрей, – заявил он и, слегка поколебавшись, добавил: – Я мужчина.

«Вот тебе и еще один мужчина», – подумала я.

– Ну тогда пошли лепить куличики, мужчина, – он дал мне свою грязную ладошку, и мы направились к песочнице.

– Как идет? – Шотландский сеттер, груженный пакетами из супермаркета, с любопытством следил за нашей игрой.

– Посредственно. Видишь ли, нам не хватает начинки.

– Убежала не предупредив, а я не заметил, да и не подумал, что придешь так рано. Извини. Давно здесь?

– Если судить по количеству выпечки, с учетом производительности пять штук в минуту, уже около получаса.

– Ну что, домой или где-нибудь в городе поужинаем? – Андрей Большой ждал моего ответа, а мой новый друг Андрей Маленький с усердием продолжал возиться в песке.

– Андрюша, заинька, – ласково окликнула я.

– Что? – ответили оба хором.

– Уже поздно, давай-ка пойдем по домам, а завтра продолжим пекарное дело, – мальчик на удивление легко согласился и, подпрыгивая на ходу, побежал к подъезду.

– Да уж, где уж нам рассчитывать на приличное обращение, – съехидничал Андрей, – мы, кроме кобеля, ничего не удостаиваемся.

– Прекрати. У меня абсолютно озверелое настроение, хочется есть, и я в любой момент могу сорваться и тебя покусать.

– Вот-вот, и я о том же, – Андрей пропустил меня в лифт и втиснулся следом. Поскольку большая площадь лифта была занята свертками, между нами осталось минимальное расстояние.

– Знаешь, о чем я думаю? – Он понизил голос почти до шепота.

– О чем? – так же шепотом спросила я.

– Что ты сделаешь, если я тебя поцелую?

– Откуда мне знать, я за себя никогда не могу поручиться, – призналась я, – могу и по морде дать, но ты все равно попробуй, коли не боишься.

Он приблизил ко мне лицо и тихонечко коснулся щекой моей щеки, и его губы дотронулись до моих, и, стыдно сказать, если я не отдалась ему там же на пакетах с молоком и сосисками, то только потому, что было неудобно так долго задерживать лифт и заставлять соседей взбираться по лестнице. Пока Андрей ковырялся в замке, я пришла в нормальное для себя морально-устойчивое состояние и в ответ на его попытку продолжить лифтовой эксперимент, заявила:

– На голодный желудок этим занимаются только подростки и половые гиганты. Из первой категории я вышла, ко второй так и не пришла, поэтому сначала деньги, потом стулья.

Андрей вздохнул и поплелся к плите.

– Нет, это просто невыносимо, – возмущался он, нарезая что-то вкусненькое, – я целый божий день жду момента, когда можно будет остаться с этой сумасшедшей наедине, одновременно сомневаясь, что вообще что-то будет, поскольку после ее утреннего монолога у меня опускаются руки и прочее, наконец-то залавливаю ее и получаю неожиданно страстную ответную реакцию, а в конце концов оказывается, что все это лишь для того, чтобы она смогла набить свой желудок за мой счет. Ужас. Лариска, ты просто изничтожила во мне все мое самолюбие законченного мачо. Мне начинает казаться, что мои мужские достоинства ты ценишь ниже кулинарных.

– Ладно, ладно, – при запахе вкусной и здоровой пищи мной овладело благодушие, – я же сказала с утра, что было не так уж и плохо, не напрашивайся на комплимент.

– Ты с утра много чего наговорила. Хотя, учитывая твою взбалмошную натуру, я не очень-то и поверил, но все же хотелось услышать что-то иное, чем то, что было услышано.