Теперь трое колдунов стояли на старом сером крылечке перед дверью дома номер 44, держа в блестящей праздничной упаковке подставку для очков, которая всюду должна была следовать за своей хозяйкой.

Дверь отворилась. Маргарита увидела взметнувшиеся рыжие волосы, которые сию же секунду исчезли из поля зрения, и только через пару мгновений появилась немного запыхавшаяся Василиса.

– Привет.

– Привет, извините, пришлось сбегать отнести на кухню тарелки… – отозвалась она и тут же замерла перед порогом, встретившись взглядом с Митей.

– Он тоже решил прийти, – сказал Сева. – Не смог устоять перед пирогами. Здравствуйте!

– О, ну да… здорово… Это мама. А-а, ну то есть… Ирина Станиславовна. – Василиса неуверенно обернулась. – Это Сева. А это… это Митя. Муромец.

Мать Василисы застыла, не в состоянии произнести ни слова, и быстро заморгала.

– Ну, что же ты молчишь, мамочка? Скажи моим друзьям «привет», – растерянно произнесла Василиса.

– Надеюсь, вы простите меня. Не каждый день увидишь Муромца в своем доме, – колдунья, обретя дар речи, улыбнулась. Она оглядела свое платье, затем наряд дочери, и по ее виду можно было подумать, что какие-то наблюдения ее огорчили. – Рада вас всех видеть. Проходите.

– Я вижу его каждый день, – проговорил Сева себе под нос, зная, что мать Василисы его прекрасно слышит. – Не поверите, но он такой же, как и все. Он ест, пьет, храпит и даже…

Он не закончил, ощутив болезненный толчок в спину: «Я не храплю вообще-то!»

Ирина Станиславовна нервно засмеялась и уставилась на Севу, поняв, что перед ней тот самый целительский сын, про чью мать ходило столько слухов.

Наконец, гости разулись и прошли на кухню.

– Василек, тебе не кажется, что печь пироги… это не самое подходящее занятие сейчас?

– Мама!

– Как это не самое? – воскликнула Маргарита. – Вы думаете, зачем я привела с собой этих двоих? Вы знаете, что мужчины – лучшие повара? Хотя, может, у вас и нет, а вот у потусторонних…

– Все в порядке, – опять отозвался Сева, а Митя молча сел на предложенный стул. – Василиса нас предупреждала.

– Мамочка, может быть, ты нас оставишь? – шепнула Василиса, на щеках которой зарделся румянец.

– Ладно-ладно, хорошо, – колдунья направилась к двери, затем торопливо обернулась, будто что-то вспомнив, но, столкнувшись взглядом с дочерью, все-таки вышла.

– Впервые слышу, чтобы ты столько болтал, – наконец выдал Муромец.

– Выполняю твою обычную функцию. – Сева убрал с лица неестественную для него дружелюбную улыбку.

– Вася, твоя мама совершенно растерялась, – усмехнулась Маргарита. Реальность все еще продолжала крутить для нее свой калейдоскоп: как это маги, такие свободные и равные – почти что как братья и сестры, – могли так различаться за пределами Заречья по столь эфемерному понятию как «статус»? – Муромцы на всех производят подобное впечатление?

– Да. Когда мама с бабушкой узнали, что меня поселили в одной избушке с самой Анисьей Муромец, они долго не могли в это поверить! И ты помнишь их реакцию, когда сюда пришла Анисья… – Василиса вдруг поймала задумчивый взгляд Мити и на всякий случай спросила:

– Все в порядке?

– Да. Да, вполне, – быстро ответил он.

– Тебе не понравилось… – Василиса сделала жест рукой, как бы обводя вокруг пространство.

– Нет! Все хорошо. – Он постарался изобразить улыбку. – Я просто немного…

Что «немного» Митя так и не сказал и перешел к изучению скатерти.

– А наши семьи, случайно, не знакомы? – вдруг спросил Сева и с совершенно непонятной усмешкой взглянул на Василису. – Уж больно твоя мама осведомлена о некоторых вещах…

– Сева! Ты должен извинить ее! – Василиса еще сильнее залилась краской. – Слухи всегда живут дольше обычного в захолустьях вроде нашего Небывалого тупика. Здесь у людей мало других радостей: остается только хранить и пересказывать чужие истории. Про твою маму ведь все вранье, да?

– Ну как сказать, – Сева пожал плечами.

– Сева! Зачем ты читал мысли Ирины Станиславовны? – воскликнула Маргарита, повернувшись к Воздушному колдуну, но тот проигнорировал ее вопрос.

– Итак, с чего мы начнем? – обратился он к Василисе.

Через некоторое время всеобщее смущение начало проходить: Сева помог Василисе выставить на стол все, что нужно было для начинки будущего сладкого пирога, Митя тем временем заваривал травяной чай, а Маргарита не могла отвести взгляд от ложки, которая двигалась без чьей-либо помощи внутри большой миски, перемешивая тесто.

– Это вы делаете, или она сама? – наконец воскликнула она, обращаясь к друзьям.

– Это обычная ложка, – улыбнулась Василиса.

– Удачно попавшая в руки Воздушного, – подсказал Митя.

Вскоре кухня наполнилась запахами корицы, кумина и ароматом волчьей ягоды.

Когда ложка вдруг замерла, Маргарита вопросительно взглянула на парней: Сева пытался превратить ягоды в кашицу, а Муромец исподлобья наблюдал за Василисой, будто ожидал от нее каких-то указаний к действию.

– И долго я буду ждать пирогов?! – внезапно раздался недовольный голос, который не принадлежал ни одному из присутствующих.

Ребята недоуменно оглянулись.

– Это наша печка, – извиняющимся голосом объяснила Василиса и добавила, переходя на шепот: – С возрастом их характер становится невыносимым.

Не успела Василиса закончить фразу, как Маргарита вскрикнула, уставившись внутрь печки. Только что ее подруга поставила туда первый противень с пирожками.

– Там! Оно шевелится!

Друзья сначала испуганно посмотрели на нее, а потом разразились искренним смехом.

– Тесто на пирогах! Оно шевелится! – повторила Маргарита.

– Все в порядке. Ты же видела, что я положила сверху каждого пирога по кусочку теста: это для украшения.

– Но я думала, что украшением пирогов будем заниматься мы, а не твоя печка!

– Поверь, у нее это получится гораздо лучше, – добавил Сева. – По крайней мере, лучше, чем у нас с Муромцем.

– Да, – подхватила Василиса. – Ты только посмотри, какие красивые цветы там теперь.

Когда пришло время отправить в печь большой ягодный пирог, Василиса принялась убирать со стола грязную посуду и рассыпанную муку.

– Вася, откуда у вас столько газет? – удивленно воскликнула Маргарита, обнаружив целую кипу «Летописи-Экспресс», заваленную полотенцами.

– Ах, эти. – Василиса повернулась к Маргарите, держа в руках высоченную гору посуды. – Моя бабушка почти всю жизнь проработала в «Летописи» секретарем, и теперь у нее пожизненная подписка. – Она улыбнулась и чуть не уронила все миски и ложки, балансировавшие у нее в руках.