Мать!.. Катя с ненавистью сжала кулаки, вспомнив визгливый голос в трубке. Вот бы назло ей выйти замуж за Поля! Пусть КГБ запретит ей выезд за границу. Так ей и надо! Когда-нибудь, через несколько лет, она еще пожалеет, что оттолкнула свою дочь, пожалеет, что всю жизнь отталкивала ее… Катя заставит ее пожалеть об этом!

Допустим, она когда-нибудь тоже станет известной актрисой. Она будет знаменитой, у нее будет куча денег и муж-режиссер, и, когда ее пригласят на главную роль, мать узнает об этом, удивится и позавидует ей. Потому что ее-то уже никуда не пригласят, она уже старая. А отец увидит ее в кино и будет гордиться. И скажет: «Молодец, дочка!»

Отец… Она вспомнила, как он держался за сердце, сидя на кухне, и острая пронзительная жалость вдруг опалила ее. Ему только сорок, а он уже похож на старика. Правду говорят, артисты стареют слишком рано.

Неожиданно для себя Катя встала, вытерла слезы и вышла из комнаты. Отец сидел за столом, держась пальцами за виски с серебряными нитями ранней седины.

Он был такой старый и жалкий…

— Прости меня, папа, — сбивчиво прошептала Катя, стыдливо глотая слова.

— Я больше не буду. Я обязательно пойду на выпускные экзамены и хорошо их сдам.

Я обязательно буду поступать в институт легкой промышленности на технолога, как ты хочешь…

Она быстро клюнула отца в щеку и опрометью бросилась вон из комнаты.

Она боялась расплакаться. Она боялась, что он ее Пожалеет.

Жаркий июнь прошел как в бреду. С неожиданным прилежанием Катя корпела над учебниками, сдавала экзамены. Оценки, правда, у нее были не ахти, сказывались два месяца прогулов, но все же ей удалось получить весьма приличный аттестат.

Отец и мачеха с недоверчивым удивлением следили за ней. Девочка была тише воды, ниже травы. Вечера она проводила дома, в одиночестве, из дому выходила редко. Неужели образумилась?

После решительного объяснения в общежитии Катя ни разу не видела Поля и, казалось, больше не хотела его видеть. Любопытные подруги постоянно приставали к ней с расспросами.

— Кать, ну как там между вами сейчас, расскажи!

— Ну, не знаю, — с мнимым равнодушием отмахивалась девушка, — сложно это все, девчонки… Он хочет, чтобы немедленно поженились, но мой отец против него, да и учиться надо дальше. Кроме того, там, в Уганде, говорят, сейчас война или что-то в этом роде, лучше уж тут жить…

Девчонки протяжно вздыхали и с уважением смотрели на свою одноклассницу. По сравнению с ними, зелеными школьницами, она обладала громадным жизненным опытом (в том числе и сексуальным). Она была женщиной!

— А как у тебя это с ним… Ну, ты понимаешь? — смущаясь и краснея, спрашивали они.

— Обычно, — холодно отвечала Катя. — Ничего особенного. Хотя особенное-то как раз между ними было… Как часто по ночам ей вспоминались ласковые поцелуи Поля, чудились его объятия, как часто в темноте звучали его восхищенные слова! Сердце девушки сжималось оттого, что все это ушло в прошлое и больше никогда не повторится. Он уедет домой и женится на своей юридической невесте с обрезанным клитором, на живой машине для производства африканских одинаково-шоколадных детей. Интересно, а какие у них, Кати и Поля, были бы дети?

После выпускных экзаменов в школе отец самолично отнес ее документы в институт легкой промышленности. Катя вроде бы не возражала. Она была необыкновенно покорна и тиха, пока… Пока из Москвы не позвонила далекая мать.

— Ну что там у вас с этим африканцем? — спросила она у отца. — Скажи ей, чтобы она перестала дурить, а не то…

Что будет в случае, если дочь «дурить» не перестанет, она не уточнила.

Но Кате было достаточно и этих немногих слов. Ее показное смирение мгновенно улетучилось, и она вспыхнула как порох.

— А он очень черный, этот ее… этот жених? — продолжала расспросы мать. — Африканцы бывают не очень черные, почти светлые.

Внутри у Кати все бурлило и клокотало. Какое право она, эта чужая и враждебная женщина, имеет судить ее жизнь? Если бы она, Катя, внезапно сдохла, мать бы только вздохнула с облегчением. Как же, ведь дочь своей связью может запятнать ее звездные одежды. Ну хорошо же! Посмотрим, что она скажет потом!..

Катя тишком отправилась в институт легкой промышленности и забрала документы. И тут же отнесла их в институт театра и кино на актерское отделение.

Там учился ее отец, там его хорошо знают, там, может быть, у нее появится реальный шанс выдвинуться, думала она. Ей бы только прорваться в ряды студентов, а уж блистать она будет обязательно — в этом не было ни малейшего сомнения!

Честно говоря, артисткой ей становиться совершенно не хотелось. В глубине души она не любила стоять на сцене, ей не нравилось ощущать на себе жадные ощупывающие взгляды зрителей. Если вдруг ошибешься, У Кати потемнело в глазах. Она еле нашла в себе силы сдержаться.

— Пятьдесят, — предложила она, уже ни на что не надеясь.

— Взять, что ли, своей девчонке, — ехидно произнес Пыря, протягивая руку. — А то еще удерет от меня к негру. — А потом добавил по-хозяйски:

— Ладно, и двадцати пяти тебе хватит…

Через сутки Катя уже тряслась в общем вагоне московского поезда. Она надеялась, что ее жизнь теперь начнется набело, с чистого листа. Свое прошлое она ненавидела так же сильно, как себя саму или свою мать. Внутри нее все было мертво от этой испепеляющей ненависти.

Глава 3

Сомнений не было — только ВГИК, только кино! Никаких театров, никаких Щепок и Щук! В то, что Катя обязательно поступит, она не сомневалась. Недаром она дочь артистов, должна же в ней быть актерская жилка. Все способности заложены на генетическом уровне!

Отец с мачехой ничего не знали о ее планах — будет с них и записки, скупыми словами без сантиментов извещавшей об отъезде.

«Когда поступлю, тогда расскажу», — решила Катя. Зачем ей лишний раз выслушивать их упреки и нравоучения? Потом, уже в качестве триумфатора, она снисходительно примет родительские поздравления.

Толпа юношей и девушек, жаждавших стать артистами кино, нервно тряслась перед дверью, где заседала приемная комиссия.

— Такой седой, с усами — это Шахворонский, — шептали знающие люди из числа абитуриентов со стажем. — Он любит, чтобы абитуриент был с биографией, а не со школьной скамьи. А беленькая, крашеная блондинка — это Савостина. Она всех блондинок режет на вступительных.

Катя с облегчением подумала, что, слава Богу, она не блондинка, и тут же пожалела, что у нее нет «биографии».

— А это Заготник… Он, между прочим, вместе с самим Высоцким на Таганке играл. А тот старичок с лысиной, видишь? Это Машин-Карцев, это он сейчас курс набирает. Последнее слово за ним, как скажет, так и будет.

— А он каких любит?

— Некрасивых, — убедительно ответил очкастый знайка и подвел мощную доказательную базу под свои слова: