Мы покатились от хохота.

Симон взял со стола ложечку и стал машинально помешивать кофе. Делал это он уже в третий раз, но чашку пока так и не пригубил. Мы сидели на площади, на террасе кафе, и наслаждались хорошей погодой. Небо сверкало чистотой и прозрачностью, мартовское солнце заливало улицу серебристыми лучами. Покой листьев на деревьях не тревожило даже малейшее дуновение ветерка. В утренней тиши, едва нарушаемой лишь журчанием фонтана да поскрипыванием крестьянских повозок, город прислушивался к отголоскам своей собственной жизни.

Закатав рукава рубашки, за бригадой рабочих, красивших в красно-белые цвета бордюр тротуара, следил мэр. Перед церковью кюре помогал возчику разгружать мешки с углем, которые какой-то мальчишка затем складывал, прислоняя к стене патио. На противоположном конце площади болтали без умолку собравшиеся вокруг лотков торговца овощами домохозяйки. На них задорно поглядывал молодой, почти подросток, полицейский Бруно.

Симон вновь положил ложку на стол.

– С того вечера у Деде я не могу сомкнуть глаз, – признался он.

– Из-за той девушки?

– От тебя ничего не скроешь… Похоже, я в нее не на шутку влюбился.

– Ты серьезно?

– Как тебе сказать? Я никогда еще не испытывал в душе того, что чувствую к этой брюнетке с глазами, в которых плещется загадка.

– Ты уже напал на ее след?

– Еще бы! Я отправился ее искать уже на следующий день. Проблема в том, что за ней, как оказалось, бегаю не только я. На нее положил глаз даже этот лось Хосе. Можешь себе представить? Стоит размечтаться о кусочке женской плоти, как в спину тут же дышит целый взвод кретинов.

Он отогнал воображаемую муху. В жестах Симона чувствовалась холодная озлобленность. Он вновь схватил ложку и принялся яростно помешивать кофе.

– Эх, Жонас! Мне бы твои голубые глаза да ангельское личико!

– Зачем это?

– Как это зачем? Попытать счастья. Посмотри на мою харю, на пузо, болтающееся над коленками, как пузырь с желатином, на короткие ноги, которые даже не могут идти прямо, потому что страдают плоскостопием…

– Но ведь девушки смотрят не только на это.

– Может быть. Но так уж случилось, что больше мне им предложить нечего. У меня нет ни виноградников, ни винных погребков, ни счета в банке.

– Зато есть другие достоинства. Например, чувство юмора. Девушки обожают, когда их смешат. К тому же ты парень честный и порядочный, не пьянчужка и не лицемер. А это уже немало.

Симон ткнул меня в бок, отметая все мои слова.

Мы надолго умолкли. Затем он озадаченно закусил губу и прошептал:

– Как ты думаешь, что главнее – дружба или любовь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел, как Фабрис ухлестывал за нашей весталкой… позавчера… Уверяю тебя, так оно и было, я видел его так же, как сейчас тебя. Неподалеку от винных погребов Кордона. Мне кажется, это была не случайная встреча. Фабрис стоял, небрежно прислонившись к машине своей матери… а девушка, похоже, совсем не торопилась вернуться домой.

– Фабрис в Рио-Саладо знаменитость, и его то и дело кто-нибудь останавливает на улице – парни, девушки, старики. Это нормально, он же наш поэт.

– Да, ты прав, но у меня, когда я увидел их вместе, сложилось другое впечатление. Даже не сомневаюсь, что это был не пустой треп, ни к чему не обязывающий и не имеющий продолжения.

– Эй, парни, – бросил нам Андре, припарковав машину у тротуара напротив, – почему вы здесь? Почему бы вам не пойти ко мне в бар и не сыграть на бильярде?

– Сейчас должен подойти Фабрис.

– Мне вас ждать?

– Нет, поезжай, мы скоро будем.

– Я могу на вас рассчитывать?

– Ну конечно.

Андре приложил два пальца к виску и заложил крутой вираж, от которого у старого пса, скрючившегося на пороге лавки, дыбом встала шерсть.

– Я не забыл размолвки, когда вы с Крисом чуть не поссорились из-за Изабель, – сказал Симон. – И мне не хочется, чтобы что-то подобное произошло между мной и Фабрисом. Для меня наша дружба главнее всего…

– Давай не будем забегать вперед.

– Стоит только об этом подумать, как мне становится стыдно за те чувства, которые я испытываю к этой девушке.

– Если чувства прекрасные, их не надо стыдиться, даже если они не кажутся нам справедливыми.

– Ты действительно так думаешь?

– В любви шансы у всех равны, и человек не вправе ими пренебрегать.

– Думаешь, я могу перещеголять Фабриса? Он же богат и знаменит.

– Думаешь, думаешь, думаешь… Ты только об этом и твердишь… Я тебе скажу, что сам думаю: ты трус, который все ходит вокруг да около и считает, что это может его к чему-то привести… А теперь давай сменим тему. Кстати, вот и Фабрис.

У Андре было людно, и царивший вокруг гам мешал нам наслаждаться улитками в пикантном соусе. Да и потом, рядом сидел Симон, явно чувствовавший себя не в своей тарелке. Несколько раз я чувствовал, что он вот-вот примется изливать Фабрису душу, но стоило ему раскрыть рот, как он тут же отказывался от этой затеи. Фабрис ни о чем не догадывался. Вытащив блокнот, он прищурил глаза и принялся торопливо сочинять поэму, то и дело что-то исправляя своим корявым почерком. На глаза ему спадала белокурая прядь, будто плотина, отгораживающая его собственные размышления от мыслей Симона.

К нашему столику подошел Андре и поинтересовался, не принести ли нам чего-то еще. Он заглянул через плечо поэту, в этот момент строчившему в своей записной книжке.

– Не надо, прошу тебя, – раздраженно бросил Фабрис.

– Стихи о любви! Может, скажешь нам, кто вывернул твое сердце наизнанку?

Фабрис захлопнул блокнот, накрыл его руками и смерил Андре недовольным взглядом.

– Надо понимать, я помешал полету твоего творческого вдохновения?

– Как же ты надоел! – взорвался Симон. – Давай проваливай отсюда!

Андре сбил на затылок ковбойскую шляпу и упер руки в бока:

– Послушай, ты! Ты что, с утра обожрался мяса бешеной коровы? Что это ты меня гонишь?

– Ты же видишь – он в творческом поиске.

– Кому другому пудри мозги! Сердце девушки не завоевать красивыми фразами. Стоит мне щелкнуть пальцами – и любая будет моей! Хочешь, докажу?

Хамство Андре настолько возмутило Фабриса, что он схватил блокнот и в ярости выбежал из снек-бара.

Андре изумленно посмотрел ему вслед и призвал нас в свидетели.

– Я же ничего такого ему не сказал… Может, у него аллергия на мои шутки?

Поспешный уход Фабриса нас удивил. Хлопать дверью у других перед носом было не в его привычках. Из нас четверых он слыл самым вежливым, и вывести его из себя было нелегко.