Эмили не обратила на шутку Симона никакого внимания. Я чувствовал, что она не сводит с меня взгляда, нетерпеливо дожидаясь ответа. Она была так прекрасна, что стоило мне на пять секунд поднять на нее глаза, как лицо мое тут же заливалось краской.

– Я фармацевт, мадемуазель.

На лбу Эмили трепетала тонкая прядка волос; она элегантно отбросила ее в сторону, будто подняла занавес, мешавший окружающим любоваться ее красотой.

– Где же у вас аптека?

– В Рио-Саладо, мадемуазель.

На ее лице отразилась какая-то мимолетная мысль, и брови взлетели высоко-высоко. Кусок пирога, который она держала в руке, выскользнул и упал на землю. Ее замешательство не ускользнуло от внимания Фабриса, он тоже смутился и поспешил налить мне стаканчик вина.

– Ты прекрасно знаешь, что он не пьет, – напомнил ему Симон.

– Ах да! Прости.

Журналистка взяла у него стаканчик и поднесла к губам. Эмили не сводила с меня глаз.

Она дважды приходила ко мне в аптеку. Оба раза я повел дело так, что ей пришлось разговаривать в присутствии Жермены. То, что я прочел во взгляде девушки, меня немало обеспокоило; мне не улыбалось причинять Фабрису боль.

Я стал избегать Эмили и, когда она звонила, просил Жермену говорить, что меня нет дома и когда вернусь – неизвестно. Она поняла, что мне неприятен ее интерес ко мне, что дружба, которую она мне предлагает, меня не устраивает, и перестала мне досаждать.

Лето 1950 года нагрянуло к нам, как щеголеватый ярмарочный силач. Отдыхающие заполонили все дороги, на пляжах яблоку было негде упасть. Симон заключил свой первый крупный контракт и по такому поводу пригласил нас на ужин в один из самых шикарных ресторанов Орана. В тот вечер наш весельчак превзошел самого себя. Его хорошим настроением заразился весь зал, и дамы за соседними столиками хохотали до упаду каждый раз, когда он поднимал бокал и произносил очередную уморительную тираду… Вечер удался на славу. Фабрис пришел с Эмили, а Жан-Кристоф то и дело приглашал Элен танцевать. Вид друзей, вовсю развлекавшихся после долгих месяцев депрессии, добавлял празднику дополнительную изюминку. Мы все опять были вместе, сплоченные, как зубцы вилки, и с тем же ненасытным рвением радовались жизни. И все было бы хорошо в этом лучшем из миров, если бы не внезапный, неуместный, злополучный жест, от которого я чуть не хлопнулся в обморок, когда рука Эмили скользнула под стол и легла мне на бедро. Глоток содовой воды встал у меня поперек горла, я подавился, сполз со стула и точно задохнулся бы, если бы в этот момент кто-то не принялся яростно лупить меня по спине, пытаясь освободить дыхательные пути… Придя в себя, я обнаружил, что надо мной склонилась добрая половина посетителей ресторана. Увидев, что я схватился за ножку стола, пытаясь подняться, Симон облегченно вздохнул. Что же касается глаз Эмили, то они никогда еще не были так черны – из-за охватившей ее лицо смертельной бледности.

На следующий день, когда дядя с Жерменой ушли – в последнее время они взяли в привычку гулять по утрам в виноградниках, – ко мне в аптеку нагрянула мадам Казнав. Хотя свет бил мне в лицо, я без труда узнал ее силуэт, изгибами напоминавший песчаные дюны, горделивую осанку, особую манеру держаться прямо, высоко поднимать голову и расправлять плечи.

На какое-то мгновение она застыла в дверном проеме, наверняка желая убедиться, что в помещении больше никого нет, затем вошла, заполонив пространство неуловимым смешением шорохов и полутеней. На ней был серый приталенный костюм, будто не дававший ее божественному телу вырваться наружу, и украшенная васильками шляпа, которую она чуть надвинула на глаза, метавшие в мою сторону молнии.

– Здравствуйте, месье Жонас.

– Добрый день, мадам.

Она сняла солнечные очки… На этот раз магия не сработала, очарование этой женщины на меня больше не действовало. В моих глазах она была лишь клиенткой, одной из многих. Я уже давно перестал быть мальчишкой, готовым упасть в обморок от самой невинной улыбки. Это немного вывело мадам Казнав из равновесия, и она забарабанила пальцами по разделявшему нас прилавку.

– Мадам?..

Мой нейтральный тон ей явно не понравился.

Пламя в ее глазах чуть притухло.

Мадам Казнав сохраняла спокойствие. Эта женщина пребывала в гармонии лишь тогда, когда навязывала всем свои собственные правила. Она относилась к категории тех, кто скрупулезно планирует удар, тщательно выбирая поле сражения и момент своего выхода на сцену. Насколько я ее знал, она всю ночь не спала, в мельчайших подробностях, до последнего жеста и слова, продумывая разговор со мной. Ошибка ее была в том, что она рассчитывала увидеть перед собой мальчишку, но его в этом мире больше не существовало. Моя бесстрастность выбивала ее из колеи. Она ничего подобного не ожидала и мысленно пыталась внести поправки в свой план, но козырей у нее на руках не оказалось, а импровизировать эта женщина не привыкла.

Стараясь скрыть от меня, как дрожат ее губы, она прикусила дужку очков. Впрочем, все попытки оказались тщетными, потому что у нее подрагивали даже щеки, а лицо будто было готово вот-вот осыпаться, как раскрошившийся кусочек мела.

Наконец мадам Казнав бросила пробный шар:

– Если вы заняты, я могу прийти позже.

Что это было? Попытка выиграть время? Или желание отступить, чтобы потом вернуться, вооружившись получше?

– Да нет, мадам, у меня есть время. О чем вы хотели со мной поговорить?

Ее тревога нарастала с каждой секундой. Чего она боялась? Я понимал, что она пришла не за лекарствами, но никак не мог понять, отчего ее охватила такая неуверенность.

– Не заблуждайтесь, месье Жонас! – сказала она, будто читая мои мысли. – Я в полном порядке. Просто не знаю, с чего начать.

– Я вас слушаю.

– Ну, знаете, это уже наглость… Как по-вашему, зачем я сюда явилась?

– Думаю, вы лучше меня знаете ответ на этот вопрос.

– А у вас на этот счет нет никаких мыслей?

– Нет.

– В самом деле?

– В самом деле.

Мадам Казнав набрала воздуха и на несколько мгновений задержала дыхание, грудь ее высоко всколыхнулась. Затем, собрав в кулак всю свою храбрость, будто боясь, что я перебью ее или у нее попросту не хватит духу, выпалила:

– Я по поводу Эмили…

Ощущение было такое, словно у меня на глазах сдулся воздушный шар. Горло женщины перехватило спазмом, она судорожно сглотнула. Затем ей стало легче, будто она избавилась от тяжкого груза. Но тут же встрепенулась – ей показалось, что она бросила последний резерв в бой, который даже еще не начался.

– Эмили, моей дочери, – уточнила мадам Казнав.

– Я понял. Но не вижу никакой связи, мадам.

– Послушайте, молодой человек, не надо играть со мной в эти игры. Вы прекрасно знаете, о чем я хочу сказать… Каков характер ваших отношений с моей дочерью?