Дверь дома раскрылась, и на порог вывели архона — толстого старика, которому накануне Згур платил мзду за право временного проживания в Тирисе. Тогда городской войт пыжился, хмурил густые брови, цедя сквозь зубы что-то об «этих вентах», от которых «житья не стало». Теперь он выглядел иначе, без привычной спеси — и даже без штанов. Рубашку надеть все же разрешили. Один из кметов -

пожилой, бородатый, что-то сурово выговаривал архону, а тот послушно кивал, то и дело кланяясь.

Страх исчез, сменившись ясной спокойной решительностью. Да, он рано успокоился. Ивор — не Огненный Змей, его не заговорить с помощью чаклунского обруча. Сейчас «коловраты» начнут поиск, наверно, архон уже рассказал о трех «вентах», собиравшихся отплыть в Рум-город. Но улебы не знают Тириса, значит, время еще есть. Згур покосился на кметов, деловито снующих по площади, но никто не обращал внимания на парня в сполотском доспе-хе. А еще говорят, что шапки-невидимки не бывает! Згур усмехнулся и спокойно направился к ближайшему переулку.

Черемош спал. Вчерашнее возлияние сделало свое дело, и чернявый долго не мог понять, почему его будят в такую рань. В конце концов сообразив, он схватился за меч, затем за штаны. Велев собирать вещи и никуда пока не выходить, Згур выглянул в окошко и, не заметив ничего подозрительного, направился к Уладе.

Она не спала. На Згура взглянули удивленные, немного растерянные глаза. На миг показалось, что ему рады, от него ждут каких-то слов…

— Кметы Ивора в Тирисе, — проговорил он как можно спокойнее. — Надо бежать. Собирайся!

Ее взгляд мгновенно изменился. Губы сжались, чуть дернулась щека. Улада кивнула и вскочила с ложа. Она была одета. Згур мельком заметил на рубахе свежий шов. Значит, успела зашить.

В дверь ввалился Черемош, волоча мешок с вещами. Улада накинула плащ, стянула пояс.

— Надень шапку, — подсказал Згур. В шапке да еще в мужском плаще дочь Палатина узнать мудрено. Разве что нос… Впрочем, сойдет и так!

— Пошли!

У дверей было тихо, улица казалась пустой и сонной, но вот вдали послышался знакомый цокот копыт. Згур кивнул в сторону пристани. Надежды мало, но если успеть на одну из лодей, сунуть хозяину пару гривен…

Впереди уже показались черные силуэты мачт, мелькнула серая гладь реки, но топот копыт уже был совсем рядом. Згур оглянулся — всадники были уже на улице.

— Стой! Стой!

Згур смерил взглядом расстояние. Не уйти! Разве что если успеть добежать до ближайшей лодьи…

— Черемош! Беги!

Чернявый сразу не понял, но Згур толкнул его в спину, и парень, схватив Уладу за руку, бросился вперед. Улада споткнулась, на миг повернула голову…

— Бегите!

Меч был уже в руке. Згур обернулся, расставил ноги и застыл посреди узкой улицы. Нет, бесполезно. С ним не станут драться, просто опрокинут наземь и растопчут коваными копытами…

— Сотник Згур?

Передовой — тот самый, что допрашивал архона, остановил коня. Згур усмехнулся — знают!

— Отдай меч, сотник! Ты — наш пленник! Згур постарался улыбнуться как можно веселее:

— Возьмите!

Старшой оглянулся, двое всадников спешились, сняли с плеч гочтаки.

Згур ждал. Мгновения шли, и каждое из них — лишний шанс для Улады и чернявого. Или эти улебы думают, что сотник Вейска отдаст им оружие?

Бородатый кмет кивнул. Згур еще успел услышать легкий щелчок — и тут свет померк. Уже падая, он понял — били по шлему. Значит, хотят взять живым. И эта мысль еще успела огорчить его, прежде чем наступила тишина.

Он очнулся от боли. Ныли связанные за спиной руки, левый висок онемел, острые иглы кололи затылок. Згур сдержал стон и открыл глаза. Над ним было небо — ясное вечернее небо, уже начинающее темнеть.

Он приподнялся и увидел лес — высокие деревья окружали большую поляну. Рядом горели костры, чуть дальше стоял большой желтый шатер. Згур вздохнул — жив! Наверно, ненадолго. Лучше бы «коловрат» стрелял не по шлему, а прямо в сердце…

— Этого!

Его грубо схватили, поставили на ноги, запястья пронзила боль. Небритые лица щерились довольными ухмылками.

— Ну чего, волотич, паскуда? Добегался?

Невольно вспомнились другие ребята — с таким же значком на кольчуге. Тогда, в Ночь Солнцеворота, они сражались плечом к плечу. С некоторыми он даже сдружился.

— Ну, поглядим, поможет ли тебе твоя Мать Болот, сволочь!

Згур сцепил зубы. Дядя Барсак прав, война не кончилась!

Можно было напомнить о своем звании, о том, что аль-бир Кеевой Гривны может потребовать суда у Светлого, но Згур решил молчать. Они и так знают слишком много.

— К Палатину! Там заговорит!

Значит, сам Ивор здесь! Не поленился! Внезапно Згур почувствовал острое любопытство. Он хотел увидеть этого человека. Увидеть, посмотреть в глаза — и спросить. Всего один вопрос…

У шатра стоял десяток «коловратов». При виде Згура послышались смешки, кметы стали перемигиваться, кто-то бросил: «Волотич!», и послышался смех. Да, война не кончилась. Он по-прежнему — только «волотич».

—Згур!

Он узнал голос Черемоша. Сердце упало. Зря, все зря!

Чернявый сидел на траве, а рядом стояла Улада, глядя куда-то в сторону опушки. На щеке у парня краснел свежий шрам, плащ длинноносой был порван. Наверно, довелось подраться. Згур невольно усмехнулся — молодцы! Он подмигнул Черемошу, тот улыбнулся в ответ. Улада даже не оглянулась, лишь ее плечо знакомо дернулось.

Полог шатра распахнулся. Прозвучало негромкое: «Внимание и повиновение!» Кметы застыли, шум стих. Згур затаил дыхание. Сейчас… Сейчас он наконец увидит…

Из шатра шагнули двое «коловратов», оглянулись и молча замерли у прохода. Вслед за ними появился высокий челрвек в алом плаще. На плече сверкала золотая фибула, золотом горел богатый пояс, с которого свешивался короткий румский меч. Ни шлема, ни шапки — длинные светлые волосы, слегка тронутые сединой, охватывал тонкий серебряный обруч. На Згура в упор взглянули большие светлые глаза.

— Оставьте нас! Сотника развязать! Голос Ивора звучал громко, решительно, но взгляд показался странным, словно всемогущий Палатин в чем-то неуверен, даже боится. И почему он смотрит не на дочь, не на Черемоша…

Один из кметов, очевидно старший, подскочил, что-то зашептал, но Ивор лишь досадливо скривился. «Колов-рат», не скрывая удивления, подошел к Згуру, достал кинжал, полоснул по веревкам. Сразу же стало легче. Хотелось растереть затекшие запястья, но он решил не показывать слабости. Руки на бедра, ноги — на ширину плеч. Он готов. Двейчи не вмирати!

Кметы отошли, образуя широкий круг. Палатин оглянулся, по лицу скользнула невеселая усмешка.

— Ну, здравствуй, дочка! Улада даже не оглянулась.