Она целовала его пострадавший глаз, потом синяки на ребрах, щекоча его волосами.

– Когда это случилось? Когда я была у тебя в гостинице?

– Не помню, – соврал Шибаев.

– Я приношу тебе несчастье, – сказала она убежденно. – Я знала. Я чувствовала. Я звонила тебе все время, чуть с ума не сошла. А тебя не было.

Он поцелуем заставил ее замолчать. Сдернул покрывало – ему хотелось смотреть на нее. Он гладил ее, а она тянулась к его губам.

…Инга не закрывала глаза, что сначала поражало его. Громадные и светящиеся, они были так близко, что теряли очертания и воспринимались, как живое трепетное нечто, как вода в глубоком колодце. Он тонул в колодцах ее глаз, и это было ново и необычно, так было только с ней. И только в самом конце, когда они оба замерли, она медленно закрыла глаза…

– Почему ты убегала? – спросил он позже, когда они лежали, обнявшись.

Она прошептала едва слышно, не отрываясь от его губ:

– Я обещала никогда больше тебя не видеть!

– Кому? – Шибаев отодвинулся и посмотрел на нее. Он решил, что она говорит о том парне из музея.

– Ему, – сказала она серьезно. – Я сказала, спаси его, и я больше никогда его не увижу. Я обманула Его.

– Ты имеешь в виду… – Шибаев все еще не понимал, вернее, отказывался понимать. – Инга, ты же такая умная, ты… ты… работаешь в банке. Что за чушь ты несешь?

– Ты сказал, что я твой талисман, – напомнила она.

– Сказал. Ты мой талисман. Я здесь из-за тебя. Обещай мне… – Он запнулся.

– Что? – она настороженно смотрела на него.

– Ты никому ничего не должна. Тем более… Ему! – Шибаев неопределенно дернул головой. – Он всегда простит. Слышишь? Все будет хорошо.

– Все будет хорошо? – повторила она, вглядываясь в его лицо. – Ты обещаешь?

– Обещаю.

– Ши-Бон, я хочу тебе сказать… – начала она, запинаясь. – Я хочу объяснить, ты понимаешь, я виновата перед тобой… – Слова ее были бессвязны, и Шибаеву стало жалко ее – мечется, бедная.

– Не нужно, – он зажал рот Инги ладонью. – Не нужно ничего объяснять. Все будет хорошо. Летом приедешь, и мы пойдем на Магистерское озеро…

– …и поселимся в хижине дяди Алика. На всю оставшуюся жизнь, да? Да? – Инга, привстав на локте, заглядывала ему в глаза.

Шибаев нутром почувствовал ее облегчение – она все время боялась его вопросов, требования расставить точки над «i» и сделать выбор. Что-то новое проклевывалось в их отношениях, стучало клювом, как созревший цыпленок внутри яйца. Не бывает полной ясности, подумал он, как не бывает прямой дороги, к сожалению. Он испытывал сейчас удивительное умиротворение, что ли, ему уже не хотелось ни о чем спрашивать, так ли это важно? И чувство пришло, что… будет как-нибудь, не надо «рвать сердце», как говорит Алик Дрючин. Инга с ним, пусть на краткий миг – остальное неважно! Она нужна ему вместе с Магистерским озером, которое навсегда останется связанным с ней и куда он никогда не придет с другой. Так и будут жить… Нет, существовать. Двумя жизнями. Одна – длинная и хмурая, где работа, быт, деньги, мордобой. Заказчик и Алик Дрючин. И другая – короткая, как вспышка света, как всякий праздник. Праздник по имени Инга и Магистерское озеро… безмятежное, синее, сверкающее на радостном солнце, усыпанное белыми и желтыми восковыми цветками…

Его обида, возмущение, даже злость на Ингу растаяли без следа. Он сдался. Капитулировал окончательно и бесповоротно. «Предательство, жестокость, как она могла…» Слова, слова… Это называется выбор. Ничего личного. Человек выбирает, где лучше… и так далее. Что он может дать ей? Ни уверенности в будущем, ни денег, ничего из того, к чему она привыкла. Она испугалась, увидев, как его отделал Серый, не забудет и станет ожидать худшего. Ожидала бы, если бы они были вместе.

Она не вернется, снова подумал он. Никогда…

…Однажды у него была соседка, немолодая, одинокая, странно одетая женщина, все музыку крутила. Одну песню он запомнил, была она не то на чешском, не то на польском языке – удивительно, но он понял почти все. Пела женщина сипловатым, несильным голосом, каким-то усталым, обращаясь к мужчине… «Это ты? Входи… Все, как было, смотри, тот же дом, та же старая дверь, может, и ключ еще где-нибудь у тебя. Входи, раздевайся». Он до сих пор помнит одну строчку: «Все прошло, ничего нет, и нам не жаль тех лет…» И столько тоски и печали было в ее голосе, что это понял даже он, мальчишка.

Так и они с Ингой… Она приедет летом, потом еще раз следующим летом, он, может, вырвется на пару дней в Нью-Йорк, если… все будет хорошо. И никогда он не спросит при встрече, с кем она, как и что, и никогда не расскажет ей о себе. Правила игры.

Пока живы, пока живы… А потом все потускнеет, скукожится. Однажды Инга не приедет и не снимет трубку телефона…

Не надо отказываться ни от чего, вдруг понял Шибаев. Нужно быть благодарным даже за малость.

Любовь еще не все…

– В хижине? На всю оставшуюся жизнь? – переспросил он. – Давай только летом, а зимой будем приходить кататься на лыжах. Полно снегу, солнце, мороз. У вас тут и зимы-то не бывает…

– Я не умею кататься на лыжах, – сказала Инга.

– Я тебя научу. Это же не с горы, а по равнине. Снег будет скрипеть. Люблю зиму!

– Я пробовала еще в школе. Я все время падала, и один мальчик из нашего класса всегда поднимал меня.

– Ты ему нравилась. Хороший мальчик?

– Хулиган и двоечник. Мне было неловко, я бы и сама встала, я старалась не падать, но он все равно не уходил, и я снова и снова падала. А потом девчонки из класса сказали, что я нарочно падаю, чтобы он меня поднимал. Я даже плакала, потому что это неправда! – Инга говорила возбужденно и быстро, с облегченим, радуясь, и стала похожа на ту, летнюю, Ингу, которую он помнил.

– Совсем неправда?

– Ши-Бон, ты мне не веришь? – Она заглянула ему в лицо. – Честное слово!

– Не верю, – ответил он шутливо. – Конечно, ты делала это нарочно. Все женщины делают это нарочно. Знаю я вас!

Она куснула его за плечо.

– Вот тебе! Ты, оказывается, у нас Казанова! Все знаешь! Признавайся, скольких женщин загубил?

– Почему загубил? – ответил Шибаев. – Я же не Синяя Борода. Мы все дружим.

– Ах! – вскрикнула Инга, снова впиваясь в шибаевское плечо зубами. – И много у тебя таких… подруг?

– Так я тебе и сказал.

– Значит, я одна из многих? Как в гареме?

– Ты – самая любимая.

– Бессовестный! Ты и в школе был… Я помню принцессу Кристину!

– У принцессы Кристины трое детей. Здоровенная, толстая…

– Красивая?

– Ничего, яркая. Красивая, наверное.