здесь спала. Твои длинные волосы были повсюду, даже у меня во рту, и я находил их на моей подушке даже спустя несколько недель. Скорее всего, они все еще там, потому что я знаю, что ты лежала в моей кровати, когда меня не было. Здесь пахнет тобой, Эмилия. Я должен сказать маме, чтобы она поменяла постель.

Я надеваю спортивные штаны на голое тело, быстро чищу зубы и поднимаюсь с Мисси наверх. Она уже подстроилась под мой дневной ритм, мы существуем так уже восемь недель. Мы не спим ночи напролет, а днем отсыпаемся.

Слышу, как работает телевизор. Я заметил, что в этом доме больше никто не ездит на работу, Эмилия. Это из-за того, что меня не было, или потому что вы переезжаете в Нью-Йорк, и все взяли себе отпуск, чтобы помочь вам с этим сраным переездом?

В гостиной никого нет, несмотря на включенный телевизор. Мама суетливо бегает по дому.

— Кто-нибудь видел этот проклятый скотч? — раздраженно спрашивает она. Мама больше не в настроении сахарной ваты. Мне кажется, я сломал ее, как ломаю все остальное. Мне действительно стоит держаться подальше от людей, по крайней мере, от тех, кто мне дорог.

Но ты больше таковой не являешься, Эмилия. Ты как раз спускаешься по лестнице, на тебе комбинезон и белая футболка. Твои волосы собраны в высокий пучок, а джинсы завернуты до лодыжек. Ты в режиме переезда. Никакие метки не украшают твое тело, никаких признаков меня на тебе. Мне все равно. За тобой выбегает Райли. Ты меня еще не увидела.

— Детка, подожди, давай еще раз поговорим, — говорит он и хватает тебя за запястье. Ты вырываешься, а со мной бы так не смогла.

— Нет, Райли, мы достаточно говорили. Оставь меня в покое! Мне нужно успокоиться. — Ты продолжаешь идти и только сейчас замечаешь, что я стою здесь. Потом смотришь на меня, раздраженно вздохнув, и покидаешь дом. Райли со ступенек сверлит меня взглядом, и я поднимаю одну бровь вверх. Что с ним в последнее время?

— Что такое? — в очередной раз спрашиваю я.

— Мейсон, ты, наконец, проснулся? — спрашивает мой отец, как всегда вовремя. Как он постоянно так делает? — Все в порядке?

— Все прекрасно, — безэмоционально говорю я. — Просто проголодался. На меня же никто не обидится, если я не буду помогать с этим переезжающим цирком?

— Чтобы ты, чертов психопат, украл трусики моей невесты?

— О, Господи, никто не хочет твою невесту. Успокойся, придурок!

— Райли, — предупреждает отец.

— Тебе не обязательно со мной разговаривать, носись и дальше со своим исчадием ада.

Папа поднимает брови вверх.

— Что прости? — тихо спрашивает он. Впервые за несколько недель мне становится немного весело и я, ухмыляясь, формирую немую «O» своими губами. Сегодня Райли настроен воинственно, наверное, ему жить надоело. Когда я связываюсь с папой — это одно, но если так делает Райли — совсем другое. Он никогда подобного не делает.

— Я сказал, продолжай дальше носиться со своим исчадием ада! — отчетливо формулирует Райли. Папа выпрямляется. Он закипает, и я на всякий случай отступаю на шаг назад. Как только он хочет что-то ответить Райли, появляется мама и хватает его за плечи. Происходит что-то нездоровое, Эмилия. Она смотрит на него и говорит:

— Китон, не надо! Пожалуйста, скоро все закончится… — он стреляет взглядом в Райли, который слегка побледнел, потом смотрит на маму и обратно на него. Потом снова на нее. Только мама имеет над ним такую власть.

Отец рычит:

— Уйди с моих глаз, Райли. — Это был первый раз, когда папа так с ним разговаривал, но и Райли тоже впервые так разговаривал с отцом.

— Мне кажется, всем будет лучше, если я снова исчезну!

Моя мать не отвечает мне, она до сих пор в зрительном контакте с отцом и успокаивает его глазами. Она только говорит мне взять что-нибудь поесть, что я и делаю, Эмилия. Трах всю ночь напролет вызывает голод, но ты же об этом знаешь.

Я нахожу тебя на крыльце, потому что хочу зайти через задний вход в подвал — я люблю задние входы, Эмилия. Ты сидишь на качелях. Твои босые ноги, для чего сейчас слишком холодно, не касаются пола. Одной рукой держишься за веревку качелей и безучастно смотришь перед собой. Ты слегка покачиваешься вперед и назад. Ветер ерошит твои волосы. Ты красивая, Эмилия, я не могу этого отрицать. И так потерянно здесь сидишь. Меня всегда привлекала твоя внутренняя сломленность. Посмотрев на тебя, сразу знал, что ты сделаешь все, что я от тебя потребую.

Мимо проезжает машина и взмывает в воздух лежащие на земле разноцветные листья. Они летят к тебе, Эмилия, и ты отмахиваешься от них, как от мух.

Даже не замечаю, как мои губы растягиваются в улыбке.

Бл*дь.

Но мне плевать, Эмилия. Мне на тебя плевать.

Ты поворачиваешься ко мне, потому что чувствуешь мое присутствие. Изучающе смотришь на меня. Каждый день ты пытаешься понять, вернулся ли прежний я.

— Если ты пришел позлорадствовать над моими страданиями, значит, просто уйди, Мейсон.

— Твои страдания меня не интересуют, но я живу в этом доме, и мне нужно пройти мимо тебя. Так что прости… — я вразвалочку прохожу мимо, на ходу откусывая от бутерброда, Эмилия, и улыбаюсь, когда ты кричишь мне вслед:

— Ты такой придурок, Мейсон Раш!

Разве ты не боишься, что тебя может кто-нибудь услышать? Или тебе тоже стало на все плевать?

— Ну да, конечно, — с набитым ртом бормочу я.

— Ах, сейчас ты делаешь вид, что ничего не чувствуешь? — ты бежишь за мной, несмотря на то, что босиком. Но мне плевать. Заболей, он позаботится о тебе. С большим удовольствием.

— Несколько недель назад ты так со мной не разговаривала.

— Да, несколько недель назад ты тоже был другим. Теперь я тебя не боюсь, потому что ты больше не открываешь свой рот. — Эмилия, меня постоянно удивляет, что в тебе есть еще эта дерзкая сука, как, например, когда ты назвала меня насильником.

— Люди меняются, Эмилия. Подумай об этом. — Я иду дальше, а ты возмущенно остаешься стоять на месте. Успеваю сделать три шага, когда что-то ударяет меня по затылку. Мне больно, Эмилия, признаю, но я даже не оборачиваюсь, чтобы узнать, что это было. Вместо этого показываю тебе через плечо средний палец и продолжаю свой путь.

Ты пытаешься вывести меня из себя, Эмилия, но ничего не выйдет.

У тебя паника, Эмилия?

Что ты уедешь, и мы больше никогда не увидимся?

Сейчас ты понимаешь, как сильно во