«скиф». Куда по­сылал Кир своего верного телохранителя? Зачем? Бесчис­ленные догадки роились пчелами в моей голове. Извили­стые судьбы-тропы грезились мне впереди, и все уводили в пустыню с этой прямой и главной дороги. В мыслях я похищал Азелек, увозил ее с собой в далекую Бактрию или же в Афины, к Писистрату, где с гордостью показывал ей эллинские чудеса. Чтобы обдумать все замыслы, мне не хватило и двух переходов до Нисы. В последние две ночи пути я не сомкнул глаз, коротая стражи у маленького костра. «Станет ли петь посаженный в клетку жаворонок?» А что теперь сделал Кир?

Ответов не было.

На рынке в Нисе я, наверно, походил на грабителя, впервые решившего продать чужое добро. Многие испуганно отводили от меня глаза, иные обходили стороной. Найдя каких-то кочевников, я одной рукой держался за оружие, а другой показывал ксюмбаллон. Один старый варвар, увидев знак, прищурился, по-птичьи дернул го­ловой и что-то сказал грязному мальчишке, который тут же нырнул под повозки. Мне же старик махнул рукой: отъезжай!

Я отъехал и встал на краю рынка, поглядывая по сто­ронам на торговцев и их товар: низеньких темнокожих рабов и широкобедрых рабынь, привезенных откуда-ни­будь из Гандхары, Арахосии или самой Индии. Настро­ение мое падало. Мне не нравился невольничий рынок и то, что в таком положении я сам напоминаю торговца. Подспудно я надеялся, что «скиф» давно улизнул и по­возка уже пуста.

Вдруг прямо передо мной появилась скифская кибитка. Из нее выскочили четверо крепких скифов и живо обсту­пили меня с двух сторон. Теперь уже обе руки оказались у меня заняты кинжалами.

Один из скифов поднял руки, показав мне сначала пу­стые ладони, потом полез за пазуху и вынул половинку медальона, висевшую на бычьей жиле. Сомнения быть не могло. Мне оставалось только завершить дело, порученное мне Киром.

Знаками скифы велели мне сойти на землю. Я пови­новался. Один из них вскочил на место возницы, заглянул за полог и довольно оскалился. Не минуло и двух мгно­вений, как он соскочил вниз и встал на четвереньки.

Сердце мое дрогнуло, когда полог колыхнулся.

Из повозки появилась женщина, скрытая с темени до пят долгим варварским одеянием. Так прячут себя от чужих глаз персидские жены. Темным, но, видимо, отчасти про­зрачным покрывалом было завешено ее лицо. Она двигалась очень неторопливо. Села, опустив стопы на спину скифа, а уже потом сошла с него на землю.

«Это не Азелек!» — с глупой радостью подумал я, за­метив, что безликая женщина полновата.

Какой-то дух шепнул мне в ухо нечто о причине такой полноты, и я похолодел.

Скифы между тем обступили свою госпожу и проводили до своей кибитки. Каждый их шаг, каждый жест выдавал ее высокородность.

Тот же скиф вновь превратился в ступеньку. Опершись на руки остальных мужчин, женщина поднялась в кибитку и скрылась за пологом. Теперь старший варвар, показы­вавший мне половинку медальона, уселся возницей, а про­чие скифы вперевалку засеменили рядом с кибиткой. По­смотрев вдаль, я заметил на краю рынка несколько осед­ланных низкорослых коней, привязанных к столбу с раз­вевавшейся наверху алой змейкой. Туда скифы и держали путь. Они не попрощались со мной, и никто из них ни разу не обернулся.

Оставшись один, я испытал поначалу необъяснимое облегчение. Из множества догадок появилась одна боль­шая «разгадка». Я привез в Нису высокородную женщину скифского происхождения, беременную ребенком от Кира, царя Мидии, Персиды и Аншана. У Кира были некие основания скрывать это свое маленькое завоевание. Почему — не мое дело. Вполне возможно, это была не Азелек. Я невольно убеждал себя, что привез не Азелек, ведь она могла забеременеть от Кира гораздо раньше. Отвернувшись к своей, уже ненужной, повозке, я вдруг догадался, отчего мне стало так легко. Скифы не предложили мне платы. Значит, я вез не рабыню и не дико­винного симурга, посаженного в клетку.

Я принялся распрягать коня, и вдруг у меня за спиной явственно послышался оклик:

— Кратон!

Я вздрогнул и повернулся.

Задний полог удалившейся кибитки был чуть отстранен. Только на мгновение пересеклись наши взгляды. Азелек! Я был сражен невидимой скифской стрелой. Полог кач­нулся, скрыв ее глаза.

Многим позже я узнал, что скифские и сарматские де­вушки, становящиеся амазонками, беременеют не сразу: их телам приходится долго вспоминать свои извечные обя­занности.

До сих пор мне принадлежит только половина тайны. Второй я так и не держал в своих руках. Царь Кир доверил секреты, но вторую половинку этого ксюмбаллона он скрыл в сжатом кулаке.

Так угодно моей Судьбе — может, и к лучшему. На старости лет эта тайна согревает мою душу, как ни одно другое воспоминание. Она не дает моему рассудку скис­нуть, как молоку. До сих пор я возвращаюсь к этой тайне, как ребенок к запретной двери,— с тем приятным стра­хом, который учащает дыхание, ускоряет кровь, обостряет слух и зрение, напрягает мышцы, с тем страхом, который, в сущности, и есть чувство жизни. Если бы я знал все о странных отношениях Кира со скифами, живущими подобно неудержимым ветрам в бескрайних просторах на краю света, может быть, моя молодость представлялась бы мне ныне вовсе не в таком волшебном свете и о самом Кире я вспоминал бы слишком приземленно, слишком по-эллински.

Я вернулся в Эктабан на закате дня. Красное солнце, уже коснувшееся хребтов, предвещало сильные ветра с за­пада.

Во дворце мне сказали, что у царя начался большой совет с приближенными, а потому принять меня он не сможет.

— Очень важная весть,— предупредил я царского под­данного,— Царь ждет ее с большим нетерпением.

Перс не понял намека, но знал о моем также не слишком малом положении в царстве Кира. Поклонившись, он ото­шел, а вскоре я услышал его топот, доносившийся с гулких деревянных лестниц. Он подбежал, запыхавшись:

— Царь ожидает тебя!

Мы поднялись на два яруса, прошли через узкую по­лутемную колоннаду, и перс исчез за невысокой резной дверцей, оставив меня перед ней.

Кир сам появился передо мной, а не я перед ним. Он оставил совет. Последний раз мне была оказана такая чрез­мерная честь.

— Царь! — Склонившись, я поцеловал его руку.— Твоя воля исполнена. В Нисе я встретил тех скифов, которые показали мне вторую половину...

С этими словами я протянул Киру золотой ксюмбаллон.

— Я очень рад, Кратон! — вздохнув с облегчением, радостно сказал он.— Молился за тебя и приносил жертвы. Наши персидские боги проявили благосклонность.

Он поднял руку к моему лицу, крепко сжал ксюмбаллон в кулаке и проговорил:

— Это золото стоит целого