– А вы были здесь? – спросил Марик.

– Очень давно, – ответил Штейн.

– Снова этот сон, – промычал лежавший на кресте человек. Сел и тряхнул головой. – Почему? Почему не снится война, бой? Только вода и кровь. И я во сне ощущаю боль от порезов на лице. Холод, когда иду по снегу. И глаза. Чьи-то глаза. Чьи? – Он посмотрел на висящую в углу икону. – Нет, другие глаза. Как меня зовут? – снова посмотрел он на икону. – Ни хрена не помню! – Вздохнув, он взял кусок хлеба и глиняную чашку с молоком.

– Мы тут будем жить? – осматривая низкий длинный барак, спросил Марик.

– Да, – кивнула Рита. – Это бывшая солдатская казарма. Здесь когда-то давно был лагерь для политических. Потом расстреляли всех, а лагерь остался. Жили тут староверы. Потом построили поселок на плато. А здесь живут туристы и те, кто решил посмотреть на здешнюю жизнь, а может, и остаться. Сейчас Иннокентий Яковлевич договаривается со Старцем, можно ли вам побывать на молебне и пообщаться со староверами.

– Староверы – это которые двумя пальцами крестятся? – спросила Женя.

– Да, – улыбнулась Рита. – Но я очень мало о них знаю. Иннокентий Яковлевич, надеюсь, договорится, и вам все покажут и объяснят.

Старец, стоя на коленях перед большой, в рост человека, иконой, читал молитву.

– Неужели ты действительно веруешь? – услышал он.

Перекрестившись и коснувшись лбом каменного пола, Старец поцеловал край иконы и поклонился изображению. Потом поднялся и увидел стоящего у входа в келью Иннокентия.

– Не думал, что встретимся? – насмешливо спросил тот.

– Не думал, что ты наберешься наглости появиться здесь, – негромко ответил Старец.

– Степа, Степа, ты все-таки попал под влияние деда, а ведь он…

– Наш отец убит за веру, – перебил его Старец.

– Отца расстреляли за бандитизм. Я очень благодарен ему за то, что он сумел отправить меня в ФРГ. Когда СССР распался, я вернулся. Искал тебя, все-таки брат…

– Отец воевал за веру, – проговорил Старец. – И пролил много крови, за что и был наказан Господом. Мама погибла в огне гнева Божьего за грехи отца. Веру…

– Хватит, Степан, – остановил его Иннокентий. – Ты знаешь, зачем я здесь. И я бы хотел поговорить с твоими хозяевами. Я имею право как минимум на одну треть всего, что здесь найдется. Убивать меня не советую, со мной группа туристов, они обязательно поднимут шум. А их убивать нельзя. Как только кто-то из детишек не позвонит домой, родители сразу обратятся в милицию. Когда я смогу увидеть кого-то из твоих хозяев?

– У меня один хозяин – Господь Бог.

– Понятно! – засмеялся Иннокентий. – Я хотел бы видеть проделанную работу. Ты нашел иконы?

– Нет. Я разыскиваю их, но не для того, чтобы потревожить святые могилы.

– Если ты притворяешься, я какое-то время смогу потерпеть. Но если ты и вправду помешался, тебя придется убрать. Поверь, я сделаю это. Меня ничто не остановит. Я готов пожертвовать этими молодыми жизнями, чтобы забрать свое. Мне через многое пришлось пройти, чтобы наконец выйти на тебя. Я был уверен, что ты ищешь захоронение, и оказался прав. Но также узнал, что, оказывается, у меня немало конкурентов. И тебя кто-то использует. Может, ответишь – кто?

– Моими поступками руководит Господь.

– Хватит! Это начинает раздражать. Мне надо поговорить с кем-то, кто прикрывает тебя. И не забудь, со мной молодежь, за которую очень беспокоятся их родители. – Иннокентий вышел.

– Прости, Господи, – прошептал Старец. – Но очень хочется видеть его мертвым.

* * *

– А Тоня уже небось дома, – вздохнула рыжеволосая девушка. – Наверное, зря я не поехала с ней. Софрон сказал, что она привет всем передала. Повезло ей, что там пожарный вертолет сел. Надо было и мне уходить.

Река Лена

– Во, – кивнул влево пожилой мужчина. – Причаливай, сынок, место хорошее. Здесь и грибов, и ягод наберем. И недалече все ж, – подмигнул он пожилой женщине.

Парень лет восемнадцати повернул моторку к берегу.

– Смотри-ка, Александра, – старик наклонился и подхватил что-то из воды, – лифчик. Надо же, тут блудом занимались. А ухажер, видать, нетерпеливый был, – он сипло рассмеялся, – порвал!..

– Да хватит тебе, старый хрен, – недовольно проговорила женщина, – стыд поимей, выброси.

Якутск

– Значит, Филимон в городе, – сказал Данила. – Надо его в кабаке вязать. Он обычно приходит с какой-нибудь бабой. Обоих и брать. Сюда ночные бабочки залетают, так что…

– Постой, – перебил Виталий, – а баба-то при чем? Ее же придется…

– Слушай, Стрелок, – ожег его взглядом Данила, – мне надо добраться до того, кто деда убил, и если повезет, до того, кто послал исполнителей. И плевать, кого я еще грохну. С Филькой нормальная не пойдет. А шалаву…

– Да какая бы она ни была, на кой черт ее валить? Я не согласен. В таком случае мы расстаемся. Я слово себе дал – не убивать невинных.

– Дело твое. Но ладно, тогда посоветуй, как узнать…

– Кстати, я не уверен, что Филимон при делах, – вмешался молодой мужик в темных очках.

– И парни мои ушли. Другого хозяина, наверное, нашли. Поэтому…

– Данила, – вбежал в комнату пожилой якут, – твоих парней взорвали в микроавтобусе.

– Опачки! – Данила криво улыбнулся. – Кому-то и я дорогу перешел. Ну что ты теперь скажешь? – посмотрел он на Виталия.

– Эй, Дан, – хмыкнул мужик в очках, – похоже, дело серьезное.

– Слышь, Шпион, – насмешливо посмотрел на него Данила, – ты мне пел, что…

– Да не в этом дело. Тогда надо предупредить всех, что вступили в фазу боевых действий. А то мужики думают, что просто нужно жути на кого-то нагнать, в сопках пострелять. А тут, похоже, и дома спать спокойно не придется.

– Ты же слышал, что деда замочили, – зло заговорил Данила. – И ведь понимают, сучары, что я это так не оставлю.

– Сразу бы так и говорил, – покачал головой Шпион, – тогда и расклад другой. Как я понял, все это из-за икон. Их семь. И если их сложить, узнаешь, где похоронены семь святош старой веры. Так?

– Да, наверное, так и есть, – помолчав, ответил Данила.

– Пять штук в Выселках. Две из них, кажется, у папани Филькиного. Кстати, его папаня еще тот тип.

– Тормозни, Павлик, – остановил его Данила. – А ты-то откуда это знаешь?

– Меня Шпиком прозвали еще в детском саду, – усмехнулся тот. – Я пытался знать все или по крайней мере больше, чем другие. И получалось. В ментовку не пошел потому, что по малолетке попал под статью за мордобой. Хотя я просто восстанавливал справедливость. А насчет икон все очень просто. Об этом говорят в каждой забегаловке. Кстати, интересно получается – уже есть трупы, а менты на это дело хрен забили. Твоего деда, по версии ментов, убили из-за меховых дел. Сам знаешь, как сейчас с этим поставлено. Вроде поэтому и взяли Раскосого. Он же…