– Господа… и товарищи, прошу извинить меня за несдержанность. – Вообще, несдержанность проявил Роммель, но если уж переключать внимание на себя, то полностью. – Просто я считаю, что хватит нам ругаться по мелочам, когда необходимо решать глобальные проблемы. А потому всем предлагаю сесть и успокоиться. Эрвин, пожалуйста, перестань давить на нашего коллегу. В конце концов, он не обязан знать, сколько километров и какой танк, сделанный не в Италии, пройдет без ремонта.

Вот что-что, а быстро соображать Роммель умел. Вздохнул глубоко, успокаиваясь, сел в свое кресло и уже оттуда сказал абсолютно ровным голосом:

– Извините.

– Герр. Простите, сеньор Муссолини. Прошу еще раз извинить нас, но вы и в самом деле проявляете некомпетентность по ряду вопросов. Если вы в силу каких-либо причин не можете провести оценку ситуации, можете возить с собой консультанта. Думаю, никто не будет против.

Вот так, и придраться формально не к чему, и намек, кто спровоцировал абсолютно безобразную сцену, прозвучал. Муссолини, скрипнув зубами, ничего не ответил, остальные тоже промолчали. Все правильно поняли, значит, и не возражают, что радует. Колесников усмехнулся про себя – как ни крути, собравшиеся здесь – прагматики, умеющие выделять основное и подчинять эмоции интересам своих стран, а значит, пока не передерутся. Муссолини оказался неплохим индикатором. Ну а раз так, то можно приступать.

Свой с Роммелем план он излагал в общих чертах, без лишней детализации. Действительно, зачем разжевывать каждую гайку? Собравшиеся здесь и впрямь не обязаны досконально знать все технические и организационные нюансы. Чтобы учесть все мелочи, есть Генеральный Штаб, в котором сидят люди, чьей обязанностью и является предусматривать все мыслимые и немыслимые варианты. Сейчас главное – договориться о принципиальной стратегии, а дальше уже можно работать.

И, в целом, у него получилось. Конечно, вести презентацию с помощью фильмоскопа не столь удобно, как используя компьютер, но здесь и сейчас, когда даже технические расчеты высшей сложности вели с помощью логарифмических линеек, харчами перебирать не приходилось. Тем более, что к подаче материалов по принципу слайд-шоу здесь привыкнуть не успели – если и был новатор, который подобное делал, то Колесников, во всяком случае, ничего о нем не знал. А потому тот же Муссолини больше интересовался не планом, а техникой его подачи, и в результате не лез в то, во что не просят. Геринг был в курсе, как раз с ним-то и обсуждалось уже, так что он со спокойной душой вновь погрузился в полудрему. Фактически презентацию, точнее, ее военную часть, делали для Сталина – Молотов в таких делах уж точно был не копенгаген. Судя по выражению лица советского лидера, он был доволен услышанным. И заговорил почти сразу после того, как адмирал закончил.

– Вы знаете, – грузинский акцент в его голосе совершенно не чувствовался, – я уже слышал это.

Колесников удивленно поднял брови, Роммель повторил его движение, но чуть более вяло – выбросил, небось, недельный запас эмоций на Муссолини. Сталин выдержал паузу, он вообще любил театральные эффекты, и пояснил:

– В Советском Союзе тоже есть Генеральный Штаб. Вчера, перед вылетом в Берлин, товарищ Жуков представил мне выкладки своих аналитиков. Они, конечно, несколько отличаются от ваших планов в деталях, но в целом совпадают. Красиво, признаю, но вы уверены, товарищ Лютьенс, что справитесь?

– Мы хорошие военные, – усмехнулся адмирал. – В этом уже многим пришлось убедиться.

– Верю. А что дальше?

Как будто ты сам не знаешь, что, – подумал Колесников. И то сказать, обсуждали-то вместе, и убедить его тогда стоило немалых усилий. Впрочем, Сталин – гениальный актер, великолепно чувствующий момент. И то, что он сказал, фактически провоцировало дополнительные объяснения. Те, что должны были довести расклады до Муссолини, Роммеля и Геринга. Ну, он и объяснил.

Когда адмирал закончил, в кабинете повисла тишина, настолько плотная, что, казалось, нарушать ее кощунство само по себе. Сталин смотрел молча – ну, он умел делать непроницаемое лицо. Молотов сохранял бесстрастность, точнее, восстановил ее, а то в первый момент от удивления даже рот приоткрыл. Муссолини вел себя примерно так же. Самым удивленным выглядел Роммель, а вот Геринг, похоже, ожидал чего-то неожиданного и лишь задумчиво кивал. Он же и задал вопрос:

– А зачем? Я считаю, проще решить проблему чисто военными методами.

– Перспективы разные, – вздохнул Колесников и вновь пустился в объяснения. И когда закончил, понял – он снова победил.

– Ну, я считаю, раз наш лучший специалист по решению нерешаемых вопросов готов так рисковать… Я поддерживаю, – Сталин покрутил в руках трубку, роль свою он играл великолепно. Молотов за его спиной только кивнул – ну да, этот против шефа не пойдет.

– Рискованно, – протянул Муссолини. – Я против.

– Да, рискованно. Но на моей памяти адмирал ни разу не ошибался, – поддержал товарища Роммель, хотя именно его противодействия Колесников опасался более всего. Но, несмотря на излишнюю прямоту своего военного мышления, Лис Пустыни ценил дружбу и тем, кого уважал, доверял не задумываясь.

– Я тоже согласен, – медленно кивнул Геринг. – Мы ничем не рискуем и ничего не теряем при любых раскладах, зато в случае удачи можем сохранить тысячи жизней наших людей. Получится – хорошо, нет – ну, значит, будем воевать дальше. Но вам, Гюнтер, придется постараться.

– Вы знаете, я умею вести переговоры, – усмехнулся адмирал. От его улыбки Муссолини передернуло. – А если все же не получится, то мы проводим следующий этап и повторяем попытку, но на более жестких условиях.

– Вы оптимист. Впрочем, в любом случае мы ничего не теряем. Я поддерживаю ваш план.

Молотов вновь, не проронив ни слова, согласно кивнул – ну, кто бы сомневался. Оставался Муссолини, но дуче на этот раз не стал дергаться. Во-первых, участие Италии предполагалось минимальным, во-вторых, он понимал, что сейчас оно и вовсе не принципиальное, справятся, если что, и без него, ну и, в-третьих, Муссолини все еще выглядел помятым после скандала с Роммелем. И в результате все прошло даже легче, чем изначально предполагал Колесников. А к возу, который он уже и без того тянул на своих плечах, добавилась еще одна тележка…

В следующий раз он встретился со Сталиным через неделю, когда прилетел в Москву согласовывать детали с советским Генеральным Штабом. Прилетел лично, потому как Георгий Константинович Жуков, заправляющий в сем учреждении, ухитрился довести до белого каления прилетевшего двумя днями раньше Гальдера. Откровенно говоря, Колесникову Гальдер не нравился, но как генштабист генерал-полковник был вполне грамотен. Однако, похоже, не нравился немецкий генерал и Жукову. Результат оказался вполне закономерен – два генерала переругались, а так как Жуков обладал, помимо тяжелого характера, непрошибаемым упрямством, Гальдеру пришлось туго. Настолько туго, что он вынужден был связаться с Берлином. Роммель уже улетел в Галифакс, пришлось Колесникову отдуваться самому. Хорошо еще привычка держать наготове истребитель никуда не делась, и вскоре «сто десятый» уже приземлялся на знакомом аэродроме.