Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Едь к Курильщику, — прохрипел он. — Сейчас. Забери «слизень». Потом в лабораторию. Срасти их, тогда откроется другой путь к «менталу». Скрытый. Туда иди.
— Но я не успею отсюда в Могильник за сутки! Это невозможно!
— До следующей ночи у тебя время… Успей. Тогда Стаса спасешь.
— Но как?
Его… вольёт. Вольёт в бесконечность.
— Что? — заорал Тимур, наклоняясь к нему. — Что ты говоришь?! О чём ты?!!
— Засни. Засни, тогда Стас расскажет. Только во сне может с тобой…
Зрачки Старика на мгновение расширились, стали как два круглых зеркала, в которых отразились бледное, растерянное лицо склонившегося над ним человека и высокое небо вверху. Тимур увидел себя таким, каким видел его старый сталкер: молодой, злой, циничный эгоист, но не совсем ещё конченый, хоть и предавший старшего брата, бросивший его в Зоне на съедение местным волкам и шакалам, но теперь вернувшийся и полный решимости исправить содеянное, спасти брата, а если не спасти — то убить всех тех, кто виноват в его смерти, чтобы хоть так оправдаться перед самим собой.
Хриплое дыхание в последний раз вырвалось из груди, и Старик умер.
Пальцы, судорожно комкавшие ворот, разжались. Тимур выпрямился, ошарашенный той картиной, которую увидел в глазах сталкера, рукавом отёр вспотевший лоб. Зажмурился, несколько секунд постоял неподвижно, потом стащил мертвеца с дрезины.
Дальше он действовал бездумно, будто подчиняясь чужой воле. Перекатил тело вниз, в неглубокую канаву, сложил руки на груди и засыпал рыхлой землей с помощью раскладной лопатки, которая лежала на дрезине. С Овном морочиться не стал, только обыскал, но не нашёл ничего интересного, кроме пачки «Лаки Страйка» без фильтра. Закурил, пошарил в рюкзаке, нашёл там шпроты, открыл и съел всю банку, вытаскивая рыбу пальцами. Вытер масло о куртку Овна, залез на дрезину. Оглянулся.
От канала к железной дороге двигались шесть фигур, одна далеко опередила остальные и уже приближалась к насыпи. Тимур щёлкнул тумблером, перекинул рычаг. Загудел слабосильный движок, и дрезина со скрипом покатила по ржавым рельсам, подминая проросшие между шпалами кусты.
* * *
— Ну чё ты голосишь? — спросил Боцман. — Не мог ты попасть с такого расстояния, заткнись и не бреши.
Красавчик уже готов был скорчить на своем прекрасном личике привычную обиженную гримасу, но вспомнил, как шикарно, почти не целясь, всадил пулю в спину одного из убегающих, и снова расцвел.
— Нет, я попал! — гордо повторил он.
Жердь с Огоньком шли сзади, Гадюка, как всегда, двигался в авангарде и уже поднимался по насыпи, на вершине которой недавно мелькнул силуэт одного из беглецов. Разведчик взбежал туда, пропав из виду, тут же появился снова и сделал знак: спешите.
Выбравшись к рельсам, Боцман сказал: Опа!
— Это же Овен, — объявил Красавчик. — Я его помню.
— Ага, он, — согласился Жердь.
Филин повернулся к Боцману, ожидая пояснений.
— Барыга местного значения, — сказал тот. — Ну, скупщик мелкий. Туда-сюда по этой железке курсировал, артефакты перевозил, а в другую сторону — стволы со снарягой.
— Только он же на дрезине ездил, я слышал, — снова встрял Красавчик.
Филин и Огонёк одновременно достали бинокли.
— Ну что там, ну что? — заволновался Жердь, когда они уставились вдоль насыпи, и попытался отобрать у Огонька бинокль, но бандит отпихнул напарника и передал прибор Боцману. Тот глянул — вдалеке по рельсам резво катила дрезина.
— Едет? — спросил Красавчик с непонятными интонациями.
— Едет, — подтвердил Боцман.
— Один едет?
— Один.
— А! Ага! Ну вот же! Я ж говорил — попал! Завалил второго! А ты: «Не бреши, не бреши»! Не веришь в меня, да? А я его завалил! Я меткий!
— Если завалил, так где он?
Все обернулись, услышав звук осыпающейся гальки. По склону забрался Гадюка, спускавшийся, пока они разговаривали, к канаве. Он ткнул себе за спину и сказал:
— Там труп прикопан.
— Чей труп? — спросил Боцман. — Ты его откопал?
— Зачем? Только рожу. Это Старик.
Боцман повернулся к главарю и увидел, каким задумчивым стало его лицо.
— Старик? — спросил у него помощник.
Филин отвернулся, глядя вдоль железной дороги. Жердь сел и принялся снимать ботинки, отошедший в сторону Огонёк опустился на корточки, расстегнув сумку, стал осторожно доставать свои бутыли. Порошки его наверняка промокли, но склянки, насколько знал Боцман, Огонёк всегда герметично закупоривал. Гадюка прошёл по шпалам вперёд; приосанившийся, страшно гордый собой Красавчик тоже. Надо же, и впрямь одним выстрелом из своего револьверчика самого Старика грохнул — старожила, живую легенду Зоны… то есть теперь уже не живую, конечно.
Гадюка вернулся и сказал, глядя на Филина:
— Куда теперь?
Главарь будто очнулся — встрепенулся, как птица на ветке, поднял голову. Повел короткой рукой над рельсами — будто крылом махнул:
— За Шульгой.
— Почему? — спросил Гадюка.
Все воззрились на него. Разведчик никогда такие вопросы не задавал. Но Боцман решил, что сейчас он прав: настала пора Филину рассказать хоть что-нибудь. Каким бы грозным он ни был, как бы ни робели перед ним остальные, а никому неохота соваться в глубокую Зону, которая лежала впереди, непонятно зачем.
— Хочешь знать? — угрожающе ухнул Филин. Гадюка спокойно кивнул. Филин оглядел бандитов… и вдруг изменился. Весь будто посветлел сразу, тёмная сила перестала расходиться от него, пропала зловещая аура. Он расслабился, сложил руки на груди, поставил ногу на рельсу.
И все расслабились вслед за ним — все, кроме Боцмана. Помощник давно заметил, что главарь способен меняться вот так, почти мгновенно, будто оборотень какой, напяливая на себя другую личину, — и не доверял подобным метаморфозам.
— У Шульги «слизень», — негромко заговорил Филин. — Дорогой артефакт. «Слизень» не один, всего их в Зоне сейчас три. Они могут срастаться. Тройной «слизень» стоит дороже. Если все три… полтинник, не меньше.
Пятьдесят штук? — ахнул Жердь.
— Поделим. — Филин кивнул. — Где «слизни», Старик знал. Думаю, сказал Шульге, тот теперь за вторым едет. И нам надо в ту сторону. Третий «слизень» в лаборатории НИИЧАЗа.
— За Периметр, что ли, возвращаться? — не понял Жердь.
— Нет. Лаборатория там, — Филин показал туда, куда уходила насыпь, но немного в сторону. — Секретная, небольшая. Замаскирована. Сверху вообще никого, только система охранная, лаборатория под землей. В ней третий «слизень». Так этот сказал. — Он мотнул головой в сторону канала. — Лысый.