И все же Анжелике и ее мужу удалось построить гармоничную семью. У них большой, просторный дом с прекрасным бассейном на заднем дворе, где есть даже водная горка. Они могут позволить себе отдать детей в детский сад. В течение дня Анжелика находит время для работы: она трудится в нескольких благотворительных организациях, занимающихся школьной одеждой. Каждое утро она поднимается в шесть утра, чтобы спокойно помедитировать и помолиться.

Все это кажется утомительным — физически утомительным. Но тяжелее всего Анжелике даются эмоциональные аспекты воспитания детей.

— Интересно, что у одних и тех же родителей вырастают совершенно разные дети, — говорит она. — Сколько бы вы ни вкладывали в детей, одним из них нужно больше, чем другим. И этому (она явно имеет в виду того, о ком говорила раньше) всегда нужно больше.

Она начинает готовить клубнику на десерт, и разговор переходит на более общую тему.

— Я хочу, чтобы они все знали, что важны для меня, — говорит она. — Я испытываю одинаковую любовь к каждому из моих детей. Я готова заботиться обо всех. Но отношения с каждым складываются по-своему.

Как же ей удается дать детям понять их значимость?

— Одного я прошу поехать в магазин со мной, — говорит она. — Или притворяюсь, что не могу что-то сделать, и прошу мне помочь. С другим я укладываюсь рядышком в постель. Это очень важно — прочитать молитву перед сном.

Анжелика открывает холодильник, заглядывает в него и хмурится. Мало сыра.

— А когда я ложусь спать, — продолжает она, — то думаю о том, что сказала одному, как отреагировала на другого или на третьего… И утром я встаю и сразу же иду к тому, кому, как мне кажется, я чего-то недодала вчера.

Не знаю, почему я задала ей этот вопрос, но он показался мне вполне естественным. Какой, по ее мнению, должна быть хорошая мама?

Этот вопрос ставит Анжелику в тупик. Она даже останавливается.

— Она должна следить за детьми, — говорит она, подумав, — спрашивать, хотят ли они есть, грустно ли им. Очень важно чувствовать их эмоции.

Анжелика возвращается к своей работе. Она достает коробку с такос и ставит ее на кухонный стол.

— Очень важно чувствовать эмоции, — повторяет она, подчеркивая значимость своих слов. — Мама должна понимать детей без слов. Должна знать, что с ребенком, прежде чем он рассказал ей об этом. Такой должна быть хорошая мама.

Хорошая современная мама во многих отношениях должна быть похожа на Анжелику. У нее не должно быть любимчиков. Она должна знать все слабости своих детей. И самое главное, она должна сделать так, чтобы ее дети чувствовали себя значимыми и важными. Она должна кирпичик за кирпичиком строить их самооценку.

Но главное слово здесь «современная». До «сакрализации» детства (еще одно емкое выражение Вивианы Зелизер) сердца родителей не исполняли роль эмоциональных сейсмографов. Им достаточно было забот об одежде, питании, образовании детей. Они просто учили детей быть хорошими людьми и готовили их к трудностям этого мира.

Только после того, как родители делегировали свои основные обязательства внешним организациям — школам, педиатрам, супермаркетам, швейным фабрикам, — внимание переключилось на эмоциональные потребности детей.

В книге «Воспитание Америки» Энн Халберт приводит слова социолога 1930-х годов Эрнеста Гровза: «Избавившись от мелочей повседневной заботы о детях, современная семья может сосредоточиться на более важной ответственности, которую нельзя переложить на чужие плечи. Я говорю о направлении, стимуляции и дружбе, основанных на любви».

Что означает — дать ребенку «направление, стимуляцию и дружбу, основанные на любви»? Все это, мягко говоря, довольно абстрактные понятия. Но практически все специалисты по воспитанию детей со Второй мировой войны настаивают именно на этом.

«Стимуляция и дружба, основанные на любви» — главный урок «Мэри Поппинс», книги, написанной полвека назад. Джордж Бэнкс, типичное воплощение отца семейства эдвардианской эры, превращается в эмоционального строителя воздушных змеев (этим умением обладает любой киношный папа!) — и это центральная тема практически любого современного родительского блога. (На протяжении многих лет описание родительского блога газеты «Нью-Йорк Таймс» начиналось с таких слов: «Цель родительства проста — воспитать счастливых, здоровых и уравновешенных детей».)

В книге «Культурные противоречия материнства» социолог Шэрон Хейз подводит итог внимательного чтения трудов Бенджамина Спока, Т. Берри Бразелтона и Пенелопы Лич, то есть самых популярных специалистов по воспитанию: «Личное счастье становится тем самым неопределенным добром, к которому мы все стремимся».

Должна указать, что личное счастье — это именно то, чего я желаю своему сыну. Но в одном из очерков британский психоаналитик Адам Филлипс говорит то, что я не в состоянии оспорить:

«Совершенно нереалистично — а под „нереалистичным“ я понимаю требование, которое невозможно удовлетворить, — полагать, что, если в жизни ребенка все идет хорошо, он или она будет счастливым. Не потому, что жизнь полна того, что не делает человека счастливым. Просто счастье — это не то, чего следует просить для ребенка. Дети, я полагаю, страдают — хотя взрослые не всегда это осознают — от давления, которое оказывают на них родители. Родители буквально требуют от детей, чтобы они были счастливы и чтобы не делали своих родителей несчастными или более несчастными, чем они есть сейчас».

Родители не так стремились бы сделать детей счастливыми, если бы у детей в семьях были более конкретные роли. В 1977 году Джером Каган замечал, что современный бесполезный ребенок «не может предъявить вспаханное поле или поленницу, чтобы доказать свою полезность». Из-за этого дети чрезмерно зависимы от похвал и повторяющихся деклараций любви — это вселяет в них уверенность.

Родители не тревожились бы так о самооценке своих детей, если бы так не стремились проложить им надежный путь в жизни, и они точно знали бы, к чему готовить своих детей. Первый специалист по воспитанию эпохи защищенного детства, доктор Спок, обсуждает эту проблему в книге «Проблемы родителей» (1962), и не случайно — он был педиатром дочери Маргарет Мид.

«Мы не уверены в том, какого поведения хотим от наших детей, — пишет он, — потому что сами не представляем, какие цели нужно перед ними ставить». Американские родители среднего класса, если только они не получили «необычайно целенаправленного» воспитания, привержены таким общим целям, как счастье, хорошее воспитание или успех. Это прекрасно, но подобные понятия слишком расплывчаты. Совершенно непонятно, как достичь таких целей. Проблема счастья заключается в том, что его невозможно добиться в лоб. Это всего лишь побочный продукт других занятий.

Именно это и объясняет феноменальный успех книги Эми Чуа «Боевая песнь матери-тигрицы». В ней проповедуется та самая идея. Забудьте обо всех пустых разговорах о счастье. Стремитесь к совершенству. Счастье от хорошо сделанной работы — лучший вид счастья. Такое счастье повышает самооценку и сохраняет ее надолго.