Присаживайся, – Жучара указал на кожаное кресло, стоявшее напротив.

   Красавчик сел.

– Не спрашиваю, чего принес. Раз сразу не зашел, значит, ничего стоящего, – торговец повел пальцем по аккуратно подбритым усам, переходящим в такую же аккуратную бороду. – Пока оставим для лучших времен. Буду краток.

   «Хорошо бы, – подумал Красавчик. Хватит, пожалуй, на сегодня выступлений».

– Что такое раритетные артефакты тебе говорить не надо.

– Не надо, – подтвердил сталкер.

– Тебе что на ум пришло первым делом, когда я спросил?

– Не знаю, – усмехнулся Красавчик, – наверное, "шар Хеопса".

– Да, – глаза у Жучары загорелись, – достойный пример. Тебе деревня Боровая что-нибудь говорит?

– В принципе. Где-то в районе Припяти.

– В точку. Ты сходи туда. Крайний срок – завтра. Лучше конечно вчера, но никого стоящего под рукой не нашлось. Сходи. Все, что найдешь, я возьму. Ты меня знаешь – не обижу.

– Договорились, – Красавчик поднялся, давая понять, что разговор закончен.

– Договорились, – как эхо повторил Жучара и вдруг тоже поднялся из-за стола. Глаза их встретились. – Разговор у меня к тебе будет серьезный. Потом, когда вернешься. Все.

   Красавчик согласно кивнул и вышел, с трудом закрыв за собой дверь.

   «Понятно, о чем будет разговор, – думал он, проходя по коридору. – Будет требовать прямого ответа на прямо поставленный вопрос. "С кем ты, сталкер? Пришло время решать. Отсидеться в стороне ни у кого не получится. Думаешь, нет для тебя разницы, кто здесь сядет?"

Никто не спорит, разница есть. Только вот стоит ли та разница головы собственной на плечах?

   Хорошо, что предупредил. Теперь, в крайнем случае, разговора можно избежать…

Нет, нельзя. И выбора не оставил. Если действительно рыбка, за которой Жучара его на Припять послал, золотая, никто больше торговца не даст. За кордоном вообще копейки. Жучаре выгодно, чтобы люди с Зоны артефакты не выносили, тогда весь хабар подчистую ему бы доставался.

   Ладно, решил сталкер. Будем решать проблемы по мере их появления. Артефакт сначала найти надо.

   На автопилоте Красавчик шел через зал. В голове крутилась лишь одна картинка: кровать в отдельной комнате в местной ночлежке, расположенной в доме неподалеку. Имелись и другие комнаты, человек на пятнадцать-двадцать, но Красавчик не относил себя к любителям группового отдыха. Пусть дороже, зато никто не храпит на соседней койке и за вещи можно не опасаться.

– Смотри, куда прешь, – раздался смутно знакомый голос и Красавчик очнулся.

   Проходя между столами, он случайно задел скучающего в одиночестве человека.

– Извини, друг, – сказал Красавчик и заглянул человеку в лицо. Несмотря на голос, показавшийся смутно знакомым, его обладателя сталкер не видел никогда.

   Красавчик вышел во двор. Втянул в себя свежий после прокуренного бара воздух. С неба сыпалась влажная пыль.

   Сталкер спустился в подвал соседнего дома, заплатил десять долларов и получил ключ от комнаты. Все, как положено.

   В комнате два метра на два, стояла кровать и тумба. Больше ничего не поместилось.

   Сталкер сел, с наслаждением вытянув вперед ноги. Он не успел коснуться головой подушки, как провалился в тяжелый и глубокий сон.

   Только под утро, когда внутреннее чутье скомандовало подъем, он вспомнил, где он слышал тот голос, что показался ему знакомым.

НИКА

– Пошли вон! – рявкнул Грек не хуже снорка.

   Ника попятилась. Натолкнулась спиной на Макса и остановилась. Толчок придал парню ускорение. Тот поспешил выйти из тесного помещения, увлекая за собой ошалевшую девушку. Она старательно закрыла уцелевшую дверь – чтобы таким образом отделить себя от того, что осталось в помещении. Это удалось лишь отчасти – глубокая трещина делила почти надвое деревянное полотно двери.

   Что-то говорил Макс, протягивая ей руку с закатанным рукавом, на котором белела повязка. С задранными штанинами сидя на ящике, обхватив себя руками, качался Краб, не отрывая безумного взгляда от кровоточащих ран на ногах.

   До Ники, наконец, дошло, чего хочет от нее Макс.

– Так ты поможешь, или нет? – настойчиво интересовался он, тыча ей под нос раненую руку.

   Она кивнула и взялась за перевязку. Бездумно раскручивала в обратную сторону полоску, отдирая без всякой жалости в тех местах, где бинт присох к ране. Меняла повязку, а перед глазами стояло только что увиденное.

   На грязном полу, под лазом лежал Перец. Куртка на животе разошлась и оттуда, из кровавого месива из плоти и крови, вываливалась наружу серая лента кишечника, тянулась по полу и уходила наверх.

   Бешеными глазами на обреченного смотрел Грек. В его руке блестел нож, но он никак не мог решиться.

– Режь, – выдохнул Перец. Он еще дышал.

   Резать не пришлось. Послышался шум и вся шестиметровая гирлянда кишечника, сворачиваясь кольцами, рухнула на пол, рядом с отпрянувшим Греком. Вот тогда он и заорал "пошли вон!" – страшный, с белыми глазами, блестевшими на залитом кровью лице.

– Отмучился Перец, – тихо сказал Макс, кивком головы поблагодарив ее за перевязку. – Хороший был человек. Когда буду книгу писать, отдельно о нем напишу.

   Он привалился спиной к груде сваленных в углу ящиков и закрыл глаза. В сторону той двери, за которой остались Перец с Греком, он старался не смотреть.

   Единственная лампочка, вкрученная в патрон под потолком, время от времени гасла, и тогда Нике казалось, что свет больше не загорится. Приступы острого страха, вызванного боязнью темноты, чередовались с облегчением, сразу после того, как лампочка вспыхивала снова. Потом Ника привыкла. Усталость завладела телом, и на эмоции просто не осталось сил.

   Небольшое проходное помещение, в котором сидели новички, сверху донизу было выложено белым кафелем. Отсюда просматривался длинный коридор, ведущий от света в темноту. При одном взгляде на бетонные стены и застланный железными листами пол, Нике стало плохо. О том, как они будут выбираться отсюда, когда Перец умрет, она старалась не думать.

   В противоположном углу сидел Краб. В стеклянных глазах отсутствовал всякий смысл. Подвернутые штанины оголяли белые худые ноги. Кровь из глубоких царапин текла по ногам, впитывалась в грязные повязки, сбитые у щиколоток. Краб не двигался. Он смотрел себе на ноги, словно вид крови, выступающей из ран, завораживал его.

  «Вот бестолочь, – в сердцах подумала Ника, – так и будет сидеть, пока кровью не истечет!»

– У тебя бинт остался? – не выдержала она.

   Вместо Краба отозвался Макс, успевший заснуть.

– А? – встрепенулся он. – Кто остался?

– Спи, – успокоила она его. – Я первый покараулю.

– Ты настоящий…, Очка…, – промямлил он и заснул на полуслове.

– У тебя бинт остался, Краб? – шепотом спросила она. Еще не хватало, чтобы она тратила