сказавший когда-то «Мокрозявы не хотят кукрить». Голос, с которого всё началось.

Мира резко обернулась, но за спиной никого не оказалось, она по-прежнему была одна.

— Где вы? — спросила Мира.

Тишина. Но она кожей ощущала чьё-то присутствие. Очень близко и вместе с тем, далеко.

— У меня нет сестры! Вы слышите? Где вы?! — крикнула она громче и… проснулась.

Она по-прежнему была в своей комнате, на столе горела лампа, рядом с кроватью стояла Астафья. Кажется, со вчерашнего дня она стала ещё более худой и высохшей. Мира торопливо села, одернула платье так, чтобы не было видно прожжённого подола; мельком взглянула на зеркало — луч пропал.

— Что… уже утро? — спросила она.

— Нет, вечер, — ответила Астафья. — Я принесла тебе одежду для турнира. Переодевайся.

Сейчас же Мира увидела висящую на спинке кровати одежду горчичного цвета. Ёкнуло сердце: «Сейчас всё начнётся?! Но я не готова! Совсем не готова!»

Под пристальным взглядом магини, Мира встала с кровати, подошла к висящей одежде: кожаные узкие брюки, жилет — то и другое на шнуровке; под ними белая блуза с отложным воротником. Потрогав жилет, Мира удивилась, из какой тонкой кожи он сделан. Здесь же были чёрные кожаные митенки, на полу лежали ботфорты без каблуков.

Магиня, судя по всему, уходить она не собиралась, а Мире совсем не хотелось при ней переодеваться.

— Вы можете оставить меня одну? — спросила она.

— Сама ты не зашнуруешь жилет, — ответила Астафья. — Давай уже, одевайся.

Чувствуя сильную скованность, Мира медленно разложила на кровати блузу. На неё обрушилось осознание того, что турнирсейчас начнётся. И его нельзя ни отменить, ни отсрочить. В коленях появилась противная слабость, во рту пересохло.

Магиня подошла к ней и протянула руку, желая расшнуровать платье.

— Не трогайте меня! — взвизгнула Мира, отступая к столу. — Я сама!

Она размотала на левой руке бинты, с опаской глянула на ладонь: хотя боль давно прошла, Мира опасалась увидеть следы ожогов. Но кожа была гладкой. Облегчённо выдохнув, Мира сняла бинты с правой и торопливо расшнуровала по бокам платье.

Астафья наблюдала за ней, поджав губы. Стараясь относиться к магине, как к мебели, Мира сняла платье, аккуратно сложила его на кровати и торопливо надела блузу. Ткань оказалась прохладной и приятной для тела. Но Мире сейчас было не до того. Под пристальным взглядом женщины она натянула брюки, завязала на талии кожаный шнурок. Дело дошло до куртки, которая затягивалась на спине.

Астафья приблизилась к ней со спины, сказала с неприязнью в голосе:

— Стой ровно.

Мира почувствовала, как её руки туго затягивают шнуровку.

— Вы всегда одеваете мокрозяв для турнира? — спросила она.

— Нет.

— А сами в турнире участвовали?

— Нет.

Мира бросила на неё взгляд через плечо:

— Значит, вы азарка?

— Да.

— За что вы нас ненавидите? — Мира не собиралась об этом спрашивать, вопрос вырвался сам собой.

Руки женщины замерли, но потом продолжили работу. Ответа Мира не дождалась.

— Обувайся, — сказала Агафья.

Медленно выдохнув, Мира села на кровать; отметила, что, несмотря на суровую шнуровку, двигаться в этой одежде легко. Она медленно натянула ботфорты. Агафья протянула митенки.

Мира подняла на неё глаза:

— Вы можете хотя бы ненадолго оставить меня одну?

— Зачем? — митенки в её руке покачивались прямо перед лицом Миры.

Неужели, в самом деле, не понимает?!

— Мне нужно собраться с мыслями, — сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.

— У тебя был для этого целый день.

Мира вдохнула сквозь стиснутые зубы.

— Тебя же готовили к турниру, — заметила магиня.

— Вам, азарцам, никогда не понять, что это для нас значит, — холодно ответила Мира и рывком взяла из её рук митенки.

В лице женщины что-то дрогнуло.

— Ладно, — неожиданно согласилась она. — Я вернусь раньше, чем фитиль прогорит на треть.

Она развернулась и вышла из комнаты, плотно закрыв дверь. Некоторое время Мира растерянно смотрела ей вслед. Затем обвела прощальным взглядом комнату. Ей никогда здесь не нравилось, но сейчас даже это убогое жилище показалось родным.

«Вернусь ли я сюда?» — подумала она.

Медленно встав с кровати, подошла к зеркалу и дрожащими руками повернула его к себе зеркальной стороной. Из полутёмной комнаты на неё смотрела девушка с взглядом волчицы.

— Привет, — сказала Мира.

Девушка в зеркале шевельнула губами, здороваясь.

— Хочу пожелать тебе удачи. Я-то вряд ли смогу победить, а у тебя должно получиться. Так что, давай там, не опозорься.

Девушка жёстко улыбнулась и сжала правую руку в кулак.

Дверь открылась, на пороге стояла Астафья.

— Идём, — сказала она, переводя взгляд с Миры на зеркало и обратно.

В ногах снова появилась противная слабость — которая ушла было при разговоре с девушкой в зеркале.

— Ну же! — повысила голос Астафья. — Или мне стражей позвать?

Зло взглянув на неё, Мира заложила руки за спину и направилась к выходу. Однако, с каждым шагом отрывать ноги от пола становилось всё сложнее. Переступая через порог, она запнулась. Астафья подхватила её под руку, не дав упасть.

«Я не могу туда пойти!» — подумала она.

Страх был сильнее неё. Губы дрожали, горло сдавило так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Нужно что-то с собой делать. Нельзя поддаваться панике. Вспомнились слова Гая: «Основной страх в твоей голове. Нужно постараться сохранить спокойствие. Ты много суетишься, раскачиваешь сама себя, углубляешься в свои ощущения».

И её жалкое возражение:

«Но я не умею по-другому!»

«Учись. Ты отдаёшь слишком много себя. А себя нужно сохранять. Попытайся считать или читай молитву — всё равно что, лишь бы вывести себя из паники и вернуться в привычное состояние».

Считать… Шаги? Почему бы нет? Один, два, три, четыре, пять.

Она сосредоточилась на хрусте мелких камешков под ногами, почувствовала, как отступает паника.

Двенадцать, тринадцать, четырнадцать.

На смену панике пришла злость. Холодная, беспощадная. За то, что они заставляют нас убивать друг друга. Против воли и желания.

Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Я. Готова. Вас. Всех. Убить.

Астафья остановилась перед высокой узкой дверью, которая тут же открылась.

Магиня подала Мире знак заходить.

Они оказались в овальной комнате с каменными стенами, полом и потолком — сырыми и потемневшими от времени. Справа журчал невидимый ручеёк. По кругу, словно лепестки цветка, стояли несколько каменных столов с углублениями для голов и рук. В центре стояла круглая ванна, наполненная чёрной водой. На её бортике, словно застывшие капли, лежали каменные зеленоватые шары размером с кулак.

Вдоль стен стояли люди в такой же одежде, как Астафья. Они не двигались, будто тоже окаменели. Ни Алексы, ни Даяны в комнате не было.

Чувствуя, как в