Вася замирает.

– Ты знаешь английский? Можешь переводить литературные тексты?

– Могу, – отвечаю я. – Конечно, за Стивена Кинга бы не взялась, у него там черт ногу в метафорах сломит, но переводила много и с удовольствием. И даже работала одно время переводчицей.

– Тогда меняем курс и едем все вместе к нам!

Я одобрительно кивнула.

* * *

Утро. Какой кошмар, о боже. Я спала в кресле, у меня в ногах – Димка. Нет, не в ногах, а на ногах, телом – на полу. В изогнутой позе, словно герой Плевны, он посапывал и пускал слюни на мои ляжки. К обычным моим недугам и ноющей спине присоседились похмелье и усталость тела от сна в неудобной позе. Ныл затылок, ломило кости, но самое нудное и оттого нестерпимое: покалывали затекшие ноги. Это очень неприятное ощущение, скажу я вам – как будто кто-то через толстое одеяло тычет тысячей иголок. Чувствуя себя развалиной и бомжихой одновременно, я медленно раздвигаю ноги, и голова Димы постепенно проваливается между ними прямо на мягкую подушку кресла. Я пытаюсь встать, о боже, как больно! Еще усилие – и Димино лицо у меня между ног. Я в прямом смысле слова нависла мандой над ним. Хоть бы не проснулся. Такого шока, уверена, он еще не испытывал. Мелкими шажочками я пробираюсь вдоль его тела, потом начинаются бесконечные мужские ноги, мне надоедает идти растопырившись, и я переступаю через него, прости, но ты не вырастешь больше. Он не просыпается ни на мгновение, и, наверное, сейчас ему удобнее, все-таки подушка кресла – это не ноги, пусть и мои, мягкие и толстые. На него было жалко смотреть: футболка задралась, обнажив покрытое пупырышками тело. Замерз, бедняга, на полу. Ноги безвольно сплелись в загадочный узел и вероятнее всего затекли и простреливали похуже моих. Надо бы его растолкать или пнуть, что ли, чтобы проснулся… Но в туалет я хотела сильнее.

Пересекая двойную сплошную на перекрестке «кухня-уборная», я вдруг услышала дикий крик:

– Вставайте, алкоголики проклятые!

И рванула в ванную, не дай бог кто-нибудь из алкоголиков окажется проворнее! Едва я увидела унитаз, мой желудок тут же потребовал выплеснуть все безобразие, что в нем вращалось.

Дикий возглас «ВАСЯАААААА!» застал меня в полуобморочном состоянии, мучающуюся животом, сидя на унитазе. От неожиданности я подпрыгнула на онемевших ногах и пребольно стукнулась головой о дверь. В ответ я заорала: «ДА ЧТО ТАМ ТАКОЕ?!»

В ответ – тишина. Я повторяю свой вопрос еще громче, но ничего в ответ не слышу. Тут меня обуял страх: ну все, нас нашли бандиты, нанятые неудачницей-переводчицей Беспальцевой, которой мы вчера после двух бокалов джин-тоника звонили, и отчехвостили втроем; вероятнее всего, бандюки уже пристрелили Васю и Диму, теперь ждут меня. Как говорится, можешь не усердствовать с подтиранием, ибо сотрудникам морга все равно.

Управившись с трусами и штанами, я вываливаюсь из туалета, и меня ослепляет фотовспышка. Сквозь застлавшие глаза слезы я смутно вижу неясный силуэт Димы с фотоаппаратом.

– Какого хрена ты делаешь, я же ослепну! Напугал меня до ужаса! Я тебе кричала-кричала, что не отвечал-то?!

– Возьми фотоаппарат и сфотографируй меня! – игнорируя мое возмущение, командует Дима и сует мне в руки фотоаппарат.

– Боже мой да зачем тебе фото сейчас? О боже, я что, выгляжу также?

Я вытираю слезы и с ужасом смотрю в окошечко, куда транслируется изображение Димы. Он зачем-то разделся до трусов и выглядит весьма комично. Как веселый алкоголик в преддверии хорошего запоя. Вспомните любой фильм ужасов, когда кровожадный убийца от души возит жертву мордой об асфальт, а потом отрубает голову и поднимает за волосы как трофей. Вот если представить, что волосы сами так держатся, то получится прекрасное описание Диминой прически. Под глазами синяки-фингалы, причем они не похожи на темные круги, они похожи именно на отметины от ударов, двух прицельных, четких, сильных, с нокаутом и тонкой струйкой непроизвольно выброшенной на повороте головы слюны. Асексуальная щетина на щеках и болезненно втянутый живот. Картина та еще.

– Он специально купил фотоаппарат для сегодняшнего дня, – слышу я сиплый голос Васи. – Я знал, что это рано или поздно случится, правда, я думал, что мы будем выглядеть на этих фотографиях получше.

Я щелкаю затвором, Дима смотрит на кадр, хмурится, но потом улыбается и говорит:

– Теперь совместное фото!

Он хватает меня за руку и тащит в комнату, откуда слышен Васин голос. В этой комнате вчера мы не работали, видимо, тут спит Дима, а сегодня спал Вася. Прямо в своем кресле. Щуплое тельце в спортивных штанах без футболки. Ребрышки можно пересчитать пальцами. Голова взъерошена по бокам на манер китайского домика, а на лбу плотно прижаты к голове. Темные круги под глазами, плавно стекающие в синеватую щетину. Я встала у Васи за правым плечом, Дима встал слева, оттянул руку с фотоаппаратом ввысь и – шпляк – снова вспышка.

– Фотосессия окончена, можете приводить себя в порядок, потом будем завтракать, а я буду рассказывать, что произошло! – оповестил всех Дима. Вася кивнул и покатился в ванную, я выхватила у Димы фотоаппарат и нашла фотки с собой.

Господи! А лицо-то! В гроб краше кладут! У меня и так немаленький нос, но на фото под мой нос могли уместиться дети в дождь! Рубильник! Не хватает указателей, где ВКЛ (влево) и где ВЫКЛ (вправо). На голове у меня явно разгонялась кошка перед прыжком (предварительно она насрала мне в рот), волосы торчат словно хотят сбежать с головы, подводка растеклась аж до щек, а щеки уплыли аж до груди, а груди расхристанные как два надутых презерватива. Ой, боже, и я так выгляжу?

– Плохой фотоаппарат!

Я кидаю его на кровать, и хочу уже выйти в свет, но слышу разговор парней.

– Ты тоже в ванную? – спрашивает Дима. – Набрать тебе воду или ты просто душ принять хочешь?

– Я сам, – отвечает Вася с нотками раздражения в голосе.

– Ну ты чего, я помогу…

– Не надо, лучше приготовь что-нибудь на завтрак, есть хочется.

– Какие мы независимые, ну как скажешь. Только не закрывайся на замок.

– Ага, – раздраженно отвечает Вася.

– Когда выйдешь, снова сфотографируемся. Так сказать, официальное фото. А эти страшненькие оставим для себя лично, в архив.

– Что стряслось-то? Почему сегодня день особенный?

– Я все тебе расскажу, когда выйдешь из ванной, чистый и пробудившийся. Смой похмелье в трубу!

Девушку никто в ванную первой не пригласил, пришлось, стоя у зеркала гардеробной, обмусоленным пальцем подводить тушь, пятерней расчесывать волосы. Лифчик болтался на плечах, и я застегнула его, грудь приобрела естественную позицию, галлоны перестали торчать в разные стороны как указатели на сельской дороге. Мне хотелось в помыться, но как я попрусь в душ в этом доме? Тут, наверное, и полотенца чистого для меня нет, и смены одежды. Да уж, ситуация. А вчера все так невинно начиналось…