– Я вас не признал, ох вы и нарядились, Евгения Максимовна! – одобрил Кочанов.

Судя по его настроению, он надеялся на хорошие новости.

– Ну, как у вас там? Нашли еще кого?

– Нашла! – кивнула я. – Особо и трудиться не пришлось. Странно, что Шурик вас так подвел.

– То есть – подвел? – заволновался Кочанов. – Как это – подвел?

– Про Елену, к примеру, не сказал вам. Не проверяет как следует, не про-ве-ря-ет!

– А… вы? Вы как сегодня? – Ему не терпелось услышать новости, он ерзал и, я заметила, правую ногу слегка берег. Да, как я теперь припомнила, при ходьбе, даже весьма бодрой, старался больше нагружать левую ногу. Память о когда-то случившейся боли тоже может так повлиять.

– Навестила Майю Ринатовну. Вам Шурик про нее вообще отчитывался?

– Он сказал, что мать ребенка – точно не она. Что у нее нет детей.

– Что ж, – нарочито досадливо вздохнула я, – это она, по крайней мере, мне тоже подтвердила. В остальном полный провал, дальше порога меня не пустили.

– Вы были у нее дома?

– Увы, не настолько успешно. Она по-прежнему работает в парикмахерском салоне под названием «Прядка» в центре города. Я пришла туда, вроде разговор у нас пошел…

– Так, так… – Руслан Осипович, жадно вслушиваясь, придвинулся ближе, облизнул пересохшие губы. Я готова была поспорить, что его ладони, сжимавшие рукоять трости, уже вспотели.

– …и стоило мне заикнуться о ребенке, как эту особу прорвало. Как она меня понесла! Я вроде и не фиалка, но та-а-акие выраже-е-ения… Самое невинное: она заявила, что даже забеременей она от вас – бегом побежала бы аборт делать. Повторяла, мол, и сволочь-то вы, и кобель, и изменяли ей чуть не у нее под носом, практически на ее постели!

Я перевела дух. Вышло вполне убедительно: Кочанов сидел, покраснев от шеи и до кончиков ушей. От злости или от смущения?

– Словом, прогнала меня и не стала дальше ничего слушать. Я думаю, двойная проверка не может ошибаться: от Майи Ринатовны у вас детей точно нет. Можете быть уверены!

– Похоже, да… – огорошенно повторил Кочанов. Помолчал и спросил: – А вы, Евгения, не пробовали проследить за ней? Узнать, где она живет?

– Нет. – Я нахмурилась, чуть насторожилась. – Зачем бы? Если уж понятно, что детей нет. У меня знакомые есть, глянули в медицинские архивы. Майя Ринатовна не состояла на учете по беременности и детей не рожала.

– Майка такая, что и наврать может, – нерешительно протянул он.

– А мне она показалась довольно импульсивной, резкой и грубой особой. Такие скрытничать не умеют, все вываливают как есть. – Я не особо и покривила душой. – Оно вам надо? Не баба, а осиное гнездо, я бы ее за километр обходила!

Я рассказывала, а сама смотрела ему в лицо. Там сквозь растерянность проступала напряженная работа мысли. Кочанов слушал меня, одновременно прикидывая что-то свое.

Но в следующую секунду его глаза удивленно и испуганно расширились.

Моя годами наработанная интуиция дала резкий сигнал об опасности.

Я обернулась в ту сторону, куда уставился Кочанов, одновременно прикрывая его собой: сработал инстинкт телохранителя.

Из-за крепкой, но с широкими просветами между прутьев ограды на нас смотрела Майя Ринатовна Можайская, в девичестве Зинатуллина.

Выражение ее лица мне очень не понравилось. А руки, спрятанные в карманах модного пальто молодежного фасона, не понравились еще больше.

– Что, Валька, сука драная, шалаву окучиваешь? – перекошенным от ненависти ртом выговорила Майя.

Меня она, разумеется, не узнала.

Кочанов застыл на секунду, затем высвободился, внезапно очень сильно отпихнув меня в сторону. Лицо его окаменело.

Его попытка уйти от моего прикрытия не повлияла бы на ситуацию – я умею возвращать под свою опеку заметавшихся в панике подопечных.

Точнее, не повлияла бы, будь у меня еще хоть секунда в запасе.

Майя Ринатовна успела раньше.

Пансионерки за столом при звуке выстрела моментально примолкли. Маргарита Николаевна издала какой-то слабый и неубедительный вскрик, будто актриса, плохо отрепетировавшая сцену.

Черт, черт, черт!!

Не попади Майя в Кочанова, я бы, скорее всего, задержала ее. Но Руслан Осипович, бледнея на глазах, оседал со скамейки на траву. Мокрыми от крови пальцами он щупал и щупал левый бок, словно хотел удостовериться, что Майя не промазала.

От старушек в этой ситуации помощи ожидать не приходилось. Но мне и не впервой было в одиночку.

Я отстранила руки старика от раны (он будто пытался прикрыть растущее на застиранной кофте ярко-красное пятно), задрала футболку вместе с кофтой. И прижала к ране свой скомканный летний шарфик.

На левом боку отчетливо виднелись маленькие черные птички. Даже на испачканной кровью коже татуировку было видно хорошо.

Одной рукой я прижимала шарф, другой выхватила мобильник – вызвать «Скорую».

Но не успела я позвонить, как в саду появился Дмитрий и одна из сиделок. Бабки наперебой загалдели, судорожно тыча пальцами в нашу сторону. Дмитрий присел рядом со мной, матюгнулся и занялся Кочановым. Едва ли он обратил внимание на мое встревоженное:

– Я вызвала «Скорую»!

…«вот они, плюсы такого соседства», – устало подумала я, ожидая в приемном покое. Больница впритык к дому престарелых, и доезжать никуда не надо – вон санитары ножками дотопали, оперативно. Да еще попозже занялись бабулечками.

Пожилые дамы отделались испугом и подскочившим давлением. Маргарита Николаевна, едва придя в себя, начала дергать сиделку, пересказывать ей увиденное. Все повторяла, что нужно оформить заявление в полицию и что она готова выступить свидетельницей и что вон та, светленькая, она совсем рядом с Русланосичем сидела – она наверняка видела, кто стрелял!

Вон та светленькая, в лице меня, устало помахала сиделке ручкой, потом отошла к кулеру хлебнуть теплой воды. А потом и вовсе по-партизански быстро и незаметно слиняла из больницы, благодаря себя за маскировку. Искать будут не меня – яркую высокую блондинку с черными глазами. Да и из пожилых дам не самые надежные свидетельницы.

В машину я села уже без маскировки, а до этого тщательно проверила, чтобы за мной не