О состоянии Руслана-Валентина Осиповича-Архиповича я наверняка смогу узнать от того же Дмитрия. Меня в моем настоящем облике он видел и должен быть в курсе, что я-то имею право знать о состоянии Кочанова-Кочетова. Если уж у них такие доверительные отношения, что Дмитрий и полоумный спектакль его поддерживал…

«Интересно, – отвлеченно подумала я, – знал ли Дмитрий, что я приду в маскировке? Или до такого уровня доверия товарищ пансионер и товарищ санитар еще не дотянули?»

А Майя Ринатовна!

И ведь не скрытничала: действовала резко и быстро, говорила громко и стреляла без глушителя. Ее и Кочанова-Кочетова разделяло, по моим запоздалым прикидкам, не больше двенадцати метров. Но все равно, с учетом возраста и обстановки… Да уж, дама умеет обращаться с оружием. Не удивлюсь, если пистолет – все-таки тот, давний, Колькина пушечка. А судя по расположению пулевого отверстия, у Руслана-Валентина вполне мог быть задет нижний край легкого. Черт, а у нее же и рука… какое же запястье я ей повредила, правое или левое? С какой она вообще руки-то стреляла?

Память притормаживала, выводя на поверхность другую информацию.

«Так разве вы не хотите, чтобы ему досталось?

Да не ссы. Я, может, и та еще тварь, но не убийца точно».

Чего я вообще ждала от такой женщины, сообщая ей местонахождение Кочанова-Кочетова? Она и в меня, ей незнакомую, начала целиться – едва речь о Кочете зашла.

Меня от всего произошедшего охватила внезапная, безжалостно-опустошающая усталость. Я доехала до одного из относительно новых районов Тарасова, зашла в первый попавшийся фастфуд. Попросила кофе и картошку фри, хотя есть не хотелось. И еще минут пять таращилась на принесенный заказ, по десятому разу перечитывая состав на запаянных пластиковых лоточках с соусом.

– Вам плохо? – сочувственно пропищала кассирша, по виду студентка-первокурсница. И ростом мелкая – вон, едва над кассой торчит. – Может, водички?

«Что ж они все такие юные-то», – вяло подумала я.

– Это давление, – успокоила я ее. – Я таблетку приняла, сейчас пройдет.

Глава 8

Долго рассиживать я себе не позволила, не те нынче обстоятельства. Припустило, зашевелилось мое задание. Что, Охотникова, этого хотела?

На, получи-распишись.

Я съездила домой, переоделась и повторно поехала в пансионат. Там, убедительно охая и ахая, выслушала отчет бабулечек-свидетельниц. Очень, надо сказать, довольных таким к себе вниманием. Затем – скупое повествование Дмитрия, а после этого – рассказ сиделки, вместе с Дмитрием подоспевшей к раненому.

Ни один из этих свидетельских отчетов не представлял для меня опасности. Только одна из вязальщиц запомнила имя посетительницы, и почти все смогли описать ее внешность. Но никто не обратил внимания на стрелка – так стремительно все произошло. Для верности я даже слегка надавила, якобы в пылу эмоций, но нет: никто даже сказать не мог, мужчина это или женщина.

Сиделка – ее звали Зинаида, и она оказалась старшей сиделкой, то есть непосредственной начальницей Дмитрия и его коллег, – так вот, Зинаида оставалась в больнице еще около двух часов после ухода «Эльвиры Петросян». Она проследила за состоянием Кочанова, и она же вызвала полицию. Заявление о происшествии приняли, но, как в сердцах заметила Зинаида, – с такими непонятками разве кто-то будет возиться?

– Начальству лишь бы скандал замять! – продолжала переживать она, немолодая уже женщина. Вначале она приняла меня весьма недоверчиво, но Дмитрий меня знал и подтвердил, что я имею право знать подробности происшествия. К тому же я, «сотрудница фонда» в затрепанном пиджаке и старомодной блузке, была своей, трудовой косточкой из близкой сферы деятельности.

– Прям как наши, – согласилась я, вживаясь в роль, – трясутся, чтоб кто повыше не придрался. И каждый год какие-то заморочки…

– Вот-вот!

Здоровье Кочанова-Кочетова было уже вне опасности. Навещать его уполномочили Зинаиду и Дмитрия по мере возможности.

– Постарались наших успокоить как могли, – продолжала жаловаться Зинаида. – Вот разве что Маргарита Николаевна неплохо держится, а остальные… стой при них постоянно! Хоть не отходи совсем, но это же невозможно! Понятно, что пожилые люди и нервничают… а у нас и так персонала не хватает, с ног сбиваемся.

– Да, я заметила, – прищурившись, ответила я. – Скажите, а Руслан Осипович… я заметила, что прихрамывает на правую ногу. Это он здесь начал? Или и раньше было?

– Раньше! Он к нам уже поступил – ножка подводила как раз правая.

Зинаида была тертой социальной работницей, моментально почуяла направление разговора.

Я вытащила телефон. Вот теперь-то видео, заснятое во время скандала Милы, пригодится по полной. Тетушкиного лица все равно не видно; зато грубое поведение Дмитрия и тетина ругань создавали вполне однозначное впечатление.

– Я не стала это выкладывать нигде и никому, сами понимаете, не показывала, – вкрадчиво продолжила я. – Для меня лично важно, чтобы за постояльцами осуществляли добросовестный уход, но поведение вашего, эм-м-м, коллеги…

Зинаида ушла в оборону:

– С Дмитрием я обязательно поговорю. Но вы знаете, странно, что Руслан Осипович не жаловался, я его еще расспрошу потом. Он у нас один из самых требовательных постояльцев, но и говорит, что у нас прекрасное обслуживание, лучше, чем где-либо!

Ты смотри куда повернула… Ладно, ладно, оно мне и хорошо…

– Я тоже не вижу смысла скандалить, – я пошла на попятную, – может, это единичный случай. Просто хотела разобраться. Для полной ясности – не подскажете, у Руслана Осиповича отчего нога подводит?

– Травма у него очень давняя. – Зинаида сочувственно вздохнула, почти замаскировав облегчение. – На правой ноге мизинца не хватает. Что-то там по молодости было, пришлось ампутировать.

– А другие следы или травмы? Если есть, то как влияют на здоровье?

Зинаида добросовестно припомнила:

– Шрам под левой лопаткой, разве что… – чуть неуверенно сообщила она. – Руслан Осипович не любит спину показывать, я случайно увидела. Он у нас довольно самостоятельный, даже и помыться сам может. Но если не справляется – в основном Дмитрия требует.

– Прямо требует? – внешне безучастно удивилась я, внутренне хищно подобравшись.

Приметы совпали!

– Да, очень они с Дмитрием сдружились. Знаете, у нас тут общество больше женское, мужчины-то не