Кто-то в них не участвовал, кто-то осторожно прощупывал почву, а кто-то бросался в омут, неожиданно и внезапно. Как, например, снабженец Владимир. Раньше я чаще видела его дремлющим за рулём служебного «ларгуса». А сейчас он ходил по офису, излучал уверенность, раздавал советы, ненавязчиво пытался руководить, словно уверенный, что высочайшее начальство, где бы оно там ни пряталось, видит каждый его шаг и может оценить по достоинству.

Выглядело смешно и немного грустно. Как будто он сам не замечает, насколько неестественно получается. Словно смотришь неудачный фильм с бездарными актёрами.

На фоне всего этого мы с Евгенией и Борисом Аркадьевичем образовали клуб взаимопомощи под условным названием «верните нам шефа». Прерывали слухи, разоблачали сплетни и советовали друг другу не терять надежды и ждать. Скоро, мол, всё наладится.

Но дни тянулись своим чередом, а ничего не налаживалось.

* * *

Звонок раздался тоскливой октябрьской ночью. Я ещё не спала, но уже лежала в кровати, катая в голове мысли, словно бильярдные шары. Когда заиграла мелодия, я не сразу сообразила, что происходит, но потом подняла телефон и увидела, что это Иван Александрович.

– Да? – сказала я.

– Простите, Кристина, – произнёс Иван Александрович тем же тоном, каким заканчивал разговор в сентябре. Словно ничего между двумя этими беседами не было. Почти две недели словно растворились.

– Где вы? – спросила я. – Куда запропастились? Вы понимаете, что все без вас на ушах ходят?

– Пусть ходят, – он рассмеялся, а у меня в груди неприятно кольнуло. – Я уже своё отходил.

Это оказался какой-то новый смех, которого я раньше не слышала. Если бы не голос, то можно даже подумать, что звонил другой человек. Но это был всё тот же Иван Александрович, у которого пропало его традиционное «чуть» и не менее традиционное «как бы». Потому и смех хоть и казался усталым, но звучал «полноценно». И голос вроде всё тот же – тихий и спокойный – жил эмоциями, которых я никогда раньше у Ивана Александровича не слышала. Вообще не подозревала об их существовании.

– Вы не вернётесь, да? – тихо спросила я. – Вы больше не трудоголик?

– Да, – он вновь рассмеялся. – Здравствуйте, меня зовут Иван Александрович, и я не трудоголик вот уже две недели.

Я молчала, переваривая услышанное. С одной стороны, за человека радоваться надо – избавился от зависимости, которая медленно его уничтожала. С другой – а он подумал, что будет с нами? С теми, кто зависел от него? Кто день за днём думал, что мир – пусть не в широком смысле, а только в офисном – держится именно на нём? Что есть человек, который может решить любую проблему. Который знает всё и вся. Который спокоен чуть более чем полностью.

– Вы извинялись, – сказала я, вздохнув. – За что?

– За то, что втянул вас во всё это, – голос стал серьёзней, но даже так в нём звучало искреннее счастье. – И теперь вы мучаетесь. И ещё будете.

– Прямо так уж и будем?

– Тут уж от вас зависит. Почему-то кажется, что вам будет не сладко. Я бы на вашем месте поверил. Жизнь показала, что в людях я разбираюсь.

У нас вновь повисла пауза. На той стороне, где счастливый Иван Александрович отмучил своё, шумел ветер и проносились машины. Скрипел гравий под подошвами. Такое ощущение, что он шёл по обочине дороги. Интересно, откуда и куда?

Хотя нет. Не интересно. Куда больше меня занимало кое-что другое.

– Вы каждому звоните, чтобы извиниться? – спросила я.

– Нет. Только вам.

– Почему?

Пауза. С неожиданным привкусом горечи. Она словно намекала, что мне положено уже самой догадаться. И давно надо всё озвучить, а не тратить время на бессмысленные разговоры.

«Ты нам скажешь», – как говорили два моих Оле Лукойе. Два песочных человека. Две назойливые занозы, каждый месяц впивавшиеся всё сильней.

– Потому что их вы не зазывали на работу, ведь так? – спросила я тихо. – Потому что они сами пришли. А не из-за сказок о несуществующем корпоративе, на котором они так отлично поработали.

– Вам следовало догадаться раньше, – с укором произнёс Иван Александрович. – Я вообще думал, что это плохая идея, но ничего лучше не пришло в голову. А вы так и не поняли.

– Тщеславие творца. Я почему-то была уверена, что это тот самый момент, когда неизвестный ранее гений приходит к успеху. Голливудский сюжет.

– Может, он ещё будет. Голливудский сюжет. Простите ещё раз, Кристина. Но я уверен, что справитесь. Я в вас верю.

– Вы в нас верите, – эхом отозвалась я.

Напоследок ещё раз подул ветер в трубку. Звук стал настолько невыносимым и режущим, что я не выдержала и машинально сбросила звонок. А когда попробовала набрать номер снова, меня поприветствовал тот самый финальный аккорд, который всё никак не мог прозвучать.

«Номер не существует. Номер не существует. Номер не существует…»

Она не хотела подслушивать. О, нет-нет-нет! Это вышло случайно. Кристина не виновата.

Просто пришла спросить у Даниэлы, нет ли какой работы. Быть может, посидеть с детьми? Или приготовить еду? Или перетаскать что-нибудь куда-нибудь? Кристина на любую работу готова, Даниэла знает.

Но тут она стучала, а никто не открывал. Так долго не открывал, что Кристина от досады ударила ногой, и дверь сама распахнулась. Тогда и решила зайти внутрь и посмотреть, что там происходит. Быть может, Даниэла попросту не слышит? Занята чем-нибудь? Ничего же плохого не случится, если Кристина войдёт.

Хотя она знала, что обязательно случится. С её-то везучестью трудно ожидать чего-то другого. Но любопытство оказалось сильнее.

В прихожей никого не было. И на кухне. Она уже осматривала гостиную, когда услышала голоса от входной двери. Случилось то самое, чего боялась, – хозяева вернулись. Сейчас зайдут внутрь, увидят Кристину и начнут браниться. А если там Теодоро – а судя по голосу, так и есть, – то можно ещё и попасть под взбучку. Кулаки у Теодоро крепкие…

О, нет-нет-нет!

Кристина оглядела гостиную. Куда же ей спрятаться? Где переждать опасность? Под диваном мало места, да и пыльно. Наверняка она чихнёт в самый неподходящий момент, и… нет, нельзя под диван. Как назло, шкафов никаких нет, в которые можно поместиться. А что, если…

Когда голоса и их обладатели вошли в гостиную, Кристина пряталась за шторой. Вжалась в стену и молилась всем святым, чтобы опасность миновала быстрее. Ведь она ничего плохого не сделала. Ведь ничего не украла и не взяла. Ведь она просто хотела…

– Так ты говоришь, она занята?

– Отправилась навестить мать. И детей забрала. До вечера не появятся, тут путь неблизкий.

– И ты думаешь, что тебе это сойдёт с рук?