об опасности, и быстрее ветра выскочил во двор, на ходу шепча формулу моментального переноса. Ошибиться в расчётах и переместиться не туда, куда нужно, я не боялся, Веронику я мог найти, где угодно, и переместиться к ней практически молниеносно.

День восьмой. Вероника

Бабушка частенько шутила, что, если всё долгое время идёт хорошо, то это не хорошо, а подозрительно. Увы, сегодня мне довелось на собственном опыте убедиться в правдивости бабушкиной шутки, хотя утро не предвещало никакой беды. По давней привычке я проснулась на рассвете, приветствовала солнце через крошечное окошечко своей камеры, тщательно умылась и причесала кудри обломком гребня, который так и норовил выскользнуть из руки, а то и вовсе ладонь в кровь разодрать. Нет, всё-таки надо непременно у стражника гребень выпросить, в конце концов, должен же он понять, что мне просто неприятно чучелом лохматым ходить! Я заплела пушистую косу, завязала её обрывком ленточки, внимательно осмотрела платье и не удержала тяжёлого вздоха. Такой грязной и потрёпанной юбке не обрадовалась бы самая последняя нищенка, а у меня, как на грех, ни иголки с ниткой, ни даже мыла! Хвала свету, хоть вода имеется в изобилии и то хорошо. Я прислушалась, но за дверью царила полнейшая тишина. Мой вчерашний страж наверняка спал у себя в стражницкой, а новый ему на смену ещё не пришёл. Прекрасно, у меня есть время заняться стиркой и уборкой! Я быстро стащила платье, налила в покорёженный таз воды и, ежеминутно прислушиваясь (ещё не хватало, чтобы меня в одной нижней рубашке застукали!), принялась за стирку.

Конечно, идеальной чистоты без мыла и в холодной воде мне добиться не удалось, но я всё-таки смогла освежить и почистить свой наряд. Я разложила платье на грубой лавке, задумчиво потеребила вырез ночной рубашки, тоже изрядно испачканной, в застарелых потёках крови и пота. Что хуже: ходить в грязном или мокром? Уверена, на этот вопрос однозначного ответа нет и быть не может, каждый выбирает по себе, лично для меня сырость всё же предпочтительнее. Я опять прислушалась, улыбнулась, довольная тем, что время утреннего визита стражи ко мне ещё не пришло, стянула нижнюю рубашку и, негромко шипя сквозь зубы, натянула мокрое, липнущее к телу платье, оставаться в камере голышом мне совсем не хотелось. Тщательно прополоскав рубашку, я уже привычно разложила её на лавке и занялась уборкой в своих апартаментах, пустив на половую тряпку ряд разноцветных полос с подола платья. Эх, какая жалость, что я не любила многочисленные нижние юбки, сейчас они бы были для меня самым настоящим сокровищем! Я уже мыла руки после уборки, когда в двери задребезжал замок, а затем дверь ревматически заскрипела, явив мутный силуэт стоящего в коридоре стража.

— Эй, ведьма, ты тут? — хрипло выдохнул мужчина, опасливо приближаясь к моей камере и держа правую руку на оголовье короткого меча.

Вот ведь неудача, сегодня меня будет сторожить Марк, пожалуй, самый нетерпимый к магии житель Лихозвонья! Правда, злые языки утверждали, что Марк потому так не любит волшебство, что в юные годы стал жертвой злой шутки одной прелестной чародейки, но лично для меня это большого значения не имело. Я шагнула ближе к свету и вежливо улыбнулась:

— Доброе утро, Марк.

— Было бы добрым, сегодня бы тебя сторожил Ангус, а не я, — пробурчал мужчина и до половины вытащил меч из ножен. — Учти, ведьма, я тебя при первой попытке к бегству прирежу, только попробуй свои гнилые чары использовать!

И как бы я, интересно, колдовала в пределах тюрьмы, если у чародейки после ареста моментально блокируются все её магические способности? Вот уж права народная мудрость: дурак суеверный стократ хуже дурака обыкновенного. Ай, ладно, не буду тратить время на Марка, не стоит он того, сейчас позавтракаю и продолжу список посетительниц травницы составлять. Стражник, вопреки другим своим сотоварищам по службе, сунув мне в руки тарелку каши и небольшой кувшинчик с водой, не остался в коридоре, а стоял в дверях, угрожающе сопя и сердито сверкая на меня глазами. Честное слово, понятия не имею, чего он добивался, но аппетит мне не отбил и не испортил, мы, чародейки, вообще устойчивые к испытаниям, магия слабым духом не даётся. Как благовоспитанная девушка, я даже предложила Марку составить мне компанию за трапезой, но стражник лишь грозно с подрыкиванием засопел, затем плюнул на пол (эй, я его вообще-то только сегодня мыла!) и продолжил изображать живой символ неподкупной ненависти. Или ненавистной неподкупности? Не знаю, не поняла, а спрашивать не стала, а то Марк ещё, оборони свет, оборотнем станет, а меня потом обвинят в том, что это я его до озверения довела. А оно мне надо?

— Благодарю, было очень вкусно, — я с вежливой улыбкой протянула стражнику пустую посуду.

Марк опять засопел, тарелку с кувшинчиком принял, на каблуках круто повернулся и вышел за дверь, нарочно бубня так, чтобы я слышала:

— Ишь, кормить её ещё. Только продукты переводить, всё равно её через шесть дён на костре сожгут… Ещё на хворост тратиться придётся!

Да, Марта Грей была права, когда говорила, что Марк за медяк всех соседей удавит, а за два и сам в петлю залезет. Интересно всё-таки, зачем Марта так часто к травнице ходила, неужели лечительством собиралась заняться? Да нет, больше всего на свете Марту интересовали сплетни, помощь другим людям, особенно безвозмездную, она считала откровенной придурью. Как же всё-таки изобретательны боги, сколько непохожих друг на друга характеров создали! Вот Тобиас, например, по долгу службы тоже информацию собирает, но при этом он не гнушается помочь, защитить, оправдать. Ах, Тоби! Я мечтательно улыбнулась, но тут же решительно тряхнула головой. Не время предаваться романтическим грёзам, Тоби помощь нужна, я-то, в отличие от него, жителей Лихозвонья лучше знаю. Я решительно придвинула к себе уже до половины исписанный листок и заскрипела пером, словно прилежная ученица на уроке чистописания.

Список частых посетительниц травницы оказался не очень большим. Помимо Марты регулярно приходила Августа Брауэр (измотанная любвеобильным мужем и семью разновозрастными сыновьями женщина), Кристина Дюбуа (эта повитуха, понятно, почему к травнице бегала, за советами, не иначе), Юста Корнуелл (девица красивая и, как бы это помягче сказать, весьма охочая до мужских ласк), Грета Гальднер (вдова, люто ненавидящая всех представителей мужского пола, даже самых маленьких)