черву»: «Он рубли с Кремлем кидал, / А я слюну глотал», — в результате чего герой ошибся: «И пошел я в пику, а не в черву!».

Теперь обратимся к последней строфе стихотворения: «Если ж ты у судьбы не в любимцах, / Сбрось очки и закончи на том, / Крикни: “Карты на стол, проходимцы!” — / И уйди с отрешенным лицом».

Первые две строки вновь отсылают нас к «Пике и черве», где герой «не сбросил очки» (а в черновиках: «Брось играть и закончи на том <…> И уйди с оскорбленным лицом» /5; 335/) и не ушел: «Завязать бы сразу мне, а я не уходил / И к тому же сделал ход неверный», — в результате чего под угрозой проигрыша, то есть смерти, ему пришлось уничтожить своего противника, и он попал под суд.

Интересно также, что призыв «Крикни: «Карты на стол, проходимцы!» восходит к «Дворянской песне» (1968): «На стол колоду, господа, — крапленая колода!». Герой этой песни, вызывая своего противника на дуэль, тоже называет его проходимцем: «Вы — проходимец, ваша честь, и я к услугам вашим!» (однажды Высоцкий пожаловался Михаилу Златковскому на эту публику: «Проходимец чертов! Везет мне на пройдох!»[441]). Похожая характеристика представителей власти встречается еще в одном карточном стихотворении — «Говорили игроки…» (1975[442]): «Два пройдохи — плут и жох — / И проныра, их дружок, / Перестраховались, / Не оставят ни копья — / От других, таких, как я, / Перья оставались» (в свою очередь, эти два пройдохи и проныра напоминают спортивное стихотворение 1968 года: «Два пижона из “Креста и полумесяца” / И еще один из “Дейли телеграф”…» (разговор о нем пойдет на с. 258 — 260); кроме того, данное стихотворение является продолжением «Песенки про метателя молота», в которой лирический герой говорил: «Эх, жаль, что я мечу икру в Италии! / Я б дома кинул молот без труда», — а в стихотворении «Говорили игроки…» читаем: «Банчик — красная икра. / И мечу я весело»).

Разумеется, все эти «проныры» и «пройдохи» тоже пользуются крапленой колодой: «Карты у них краплены, / Деньги тоже мечены», — то есть власть пользуется нечестными приемами при борьбе с неугодными людьми, в том числе и с лирическим героем (вспомним «У нас вчера с позавчера…», «Еще не вечер» и «Охоту на волков»: «Шла неравная игра — одолели шулера», «Неравный бой. Корабль кренится наш», «Не на равных играют с волками / Егеря…»).

В стихотворении «Говорили игроки…» лирический герой охарактеризован точно так же, как чудак в стихотворении «Жил-был один чудак…»: «Он в карточной игре / Зря гнался за игрой» = «.. Что игра мне — только чтоб / Душу отвести»; «Всегда без козырей / И вечно без одной» = «Что я в покере — не ах, / Что блефую дешево, / Не имея на руках / Ничего хорошего».

Поэтому герой знает, что с ним может сделать власть: «От других, таких, как я, / Перья оставались». Эта образность восходит к другой карточной песне: «И шерстят они нас в пух» («У нас вчера с позавчера…»). Именно так власти расправились с Синявским и Даниэлем: «Обругали в пух и прах, / И статья удобная — / С поражением в правах / И тому подобное» («Вот и кончился процесс…», 1966). Вспомним заодно «Вальс, посвященный уставу караульной службы» (1963) Александра Галича: «Как пошли нас судить дезертиры — / Только пух, так сказать, полетел».

Обратим также внимание на совпадение всей ситуации и даже стихотворного размера в стихотворении «Говорили игроки…» и «Песне Сашки Червня» (1980): «Говорили игроки — / В деле доки, знатоки, / Профессионалы: / Дескать, что с такой игры — / Руль со штосса, два с буры, — / Проигрыш немалый» /5; 609 — 610/ = «Под деньгами на кону / (Как взгляну — слюну сглотну!) — / Жизнь моя, и не смекну, / Для чего играю. / Просто ставить по рублю / Надоело — не люблю: / Проиграю — пропылю / На коне по раю» /5; 250/ («что с такой игры» = «для чего играю»; «руль со штосса, два с буры» = «просто ставить по рублю»; «проигрыш немалый» = «проиграю»).

В свою очередь, некоторые образы из «Говорили игроки…» восходят к стихотворению Наума Коржавина «Подонки» (1964): «Вошли и сели за столом. / Им грош цена, но мы не пьем. / Веселье наше вмиг скосило. / Юнцы., молодчики, шпана, / Тут знают все: им грош цена. / Но все молчат: за ними — сила. <.. > У нас в идеях разнобой, / Они ж всегда верны одной / Простой и ясной — править нами» ~ «А маститые юнцы, / Тоже, в общем, молодцы, / Передали слухи: / Дескать, слушайся старух, / Этих самых старых шлюх — / Шлюхи всё же шлюхи» /5; 611/.

Но еще больше совпадений наблюдается между стихотворением Коржавина и песней Высоцкого «У нас вчера с позавчера…» (1967): «Вошли и сели за столом» ~ «Мы их не ждали, а они уже пришли»; «Им грош цена, но мы не пьем» ~ «Вместе пили, чтоб потом начать сначала» /2; 353/; «Юнцы, молодчики, шпана» ~ «Шла неравная игра — одолели шулера».

Вернемся вновь в 1975 год и рассмотрим набросок на тюремную тему: «Мне бы те годочки миновать, / А отшибли почки — наплевать! / Знаю, что досрочки не видать, / Только бы не стали добавлять!» /5; 28/.

На уровне внешнего сюжета главный герой здесь — заключенный, знающий, что ему не видать досрочного освобождения, поскольку еще в стихотворении «Вот я вошел и дверь прикрьш…» (1970) начальник лагеря заявил ему: «Здесь — от звонка и до звонка: / У нас не пятилетка!» Но так как тюрьма в творчестве Высоцкого является олицетворением несвободы, становится очевидным подтекст обоих стихотворений. А в строке «Только бы не стали добавлять!» представлен тот же мотив, что и в ряде других произведений на лагерную тему: «Нам после этого прибавили срока» («Зэка Васильев и Петров зэка»), «Мне год добавят, может быть — четыре» («Ребята, напишите мне письмо»), «А я — за новым сроком за побег» («Побег на рывок»).

Очевидна также связь слов героя о «досрочке» с «Балладой о брошенном корабле», где лирический герой еще верил в возможность наступления перемен в отношении к нему со стороны властей: «Будет чудо восьмое! И добрый прибой / Мое тело омоет живою водой, / Моря божья