И словно что-то случилось с княжной: на нее нахлынула волна такого счастья, такой радости, что она забыла обо всех остальных плясунах. Удивительно, как не налетела ни на кого, а может, просто все расступились, ибо не засмотреться на княжну было невозможно. И так уж вышло, что через миг они со Стемкой оказались в центре круга и все глядели только на них, хлопая в ладоши и наблюдая, как легко, взявшись за руки, кружили эти двое: их приятель Стемид и будущая княгиня, шалая от радости и счастья Светорада Смоленская.

– Аи да парочка! – вдруг выкрикнул кто-то, и все подумали о том же. Даже Ингельд не стал выражать неудовольствия. Он и сам видел, какой ладной парой были его сестра и Стемка Стрелок.

Но Ингельд первым заметил и еще кое-что. И музыка еше звучала, и гул веселый не смолк, и все как зачарованные глазели на пляшущих Стемку и Светораду, но опытный слух воина Ингельда уже уловил вдалеке другие звуки. Он замер, отошел от освещенного костром круга, где продолжалась пляска. Прислушался. Да, теперь он отчетливо различил перестук копыт и звон металла. И хотя месяц уже исчез за кромкой леса, а в небе висела первая утренняя серость, но еще рано было кому-то совершать конный объезд в столь ранний час.

– А ну угомонитесь! – зычно прикрикнул Ингельд на развеселившихся приятелей.

Первым к нему подскочил Стема:

– Что такое?

Вавила и Митяй тоже оказались рядом. Митяй даже подхватил по пути свой стегач, спешно опоясывался мечом.

– Слышите, скачут. Сюда едут, – заметил Ингельд, вмиг став серьезным и напряженным.

Стема еще переводил дыхание, но, в отличие от остальных, был до странности спокоен. Он же первым и сказал:

– Все путем. Это князь Игорь возвращается из Гнездово. И как углядел-то? Может, знал?

Стема пояснил, что Ольга еще затемно выехала из Смоленска встречать молодого князя. А сказав это, опять отошел к костру, стал невозмутимо ворошить угли, доставая поспевшую репу.

Ингельд наблюдал, как из зарослей на поляну выезжают воины в островерхих шлемах, как сам Игорь появился на своем высоком вороном, а подле него верхом Ольга. Ингельд вдруг ощутил неловкость, оттого что его, старшего сына князя Эгиля Золото, застали среди не подобающих его положению людей. Хорошо, что хоть Светорада подошла, сжала широкую ладонь брата.

– Мы сами тут все решаем, то наша воля, – подсказала она Ингельду, и голос ее подействовал на старшего княжича успокаивающе.

Поэтому он так спокойно и держался под взглядом Игоря. Даже пригласил его к костру.

– Шум от вашего гуляния мы еще от большака услышали, – подал наконец голос молодой князь, до этого разглядывавший собравшихся с молчаливым осуждением. – И не узнай я от Ольги, что ты с моей невестой отправился на посиделки какой-то дворни, решил бы, что это нечисть шалит на берегах Днепра.

Светорада взглянула на сидевшую на коне чуть позади Игоря Ольгу. Вот предательница! Ведь слышала, как она у Асмунда обмолвилась о встрече, небось, и расспросила княжича, где такие посиделки проходят. А может… Ведь Асмунд мог и не снизойти до объяснений, Светорада хорошо знала брата. А вот кто мог выложить Ольге все как на блюдечке, так это Стемка. В груди нехорошо кольнуло. Сама видела, как Стемка с Ольгой шептались за поварней, правда, парень еще не знал тогда, что ему весть Потвора передаст. Значит, все-таки Ольга, змея подколодная. И, проведав все, эта богатырша нашептала Игорю, да еще и привезла сюда. Ведь от большака, как говорит Игорь, они вряд ли могли расслышать шум – это княжна понимала. Однако сейчас, когда Игорь смотрел на нее, еще не отдышавшуюся после бурной пляски, растрепанную, одетую в одну рубаху, княжна ощутила некое смущение. Она рассердилась, не жена ведь ему еще, к тому же с братом тут, так что пусть Игорь спрячет подалее свое недовольство.

– Не присоединишься ли со своими верными дружинниками к нам, Игорь – почти с вызовом вскинула голову княжна – Вон Стемка как раз репу из костра достает и пиво у нас еще осталось.

Игорь будто не расслышал ее слов. Молча оглядел всех: и потупившегося Ингельда, и сидевшего у костра и поглядывавшего через плечо Стему, и нервно теребившую косу Потвору, подбежавшую к княжне, и стоявшего поодаль кузнеца Дага в распоясанной рубахе, и скомороха Востреца с рожком в руках. Потом взгляд Игоря снова остановился на Светораде. Он тронул шенкелем коня, заставив приблизиться к ней боком, и, перегнувшись, протянул невесте руку:

– Едем, княжна.

Она почувствовала, как брат тронул ее за локоть, чуть подтолкнув вперед. Она подошла. Вложила свою ладонь в руку Игоря, поставила ногу на его стремя. Он легко поднял ее в седло, усадив перед собой. Потом развернул жеребца и, не промолвив больше ни слова, поехал прочь.

– А Ингельд как же? – спросила княжна.

Она оглянулась, но смотрела не столько на брата, устраивавшегося на коне за одним из дружинников Игоря, сколько на Стемку. Видела, как тот подошел к Олесе, стал что-то говорить. Светораде сделалось грустно. Поежилась от предутренней сырости.

– Нечего полураздетой по лесам шастать, – почти не разжимая губ, произнес ее жених, но не укрыл своим плащом.

– Подумаешь! – с вызовом фыркнула княжна. – Если бы кое-кто тебе не донес, – и она оглянулась на ехавшую с независимым видом Ольгу, – ты бы ничего не прознал. А мне со старыми приятелями любо посидеть. Ингельд был рядом, его же ты не посмеешь бранить за то, что сестру из терема на посиделки взял?

Игорь не ответил. Так они и ехали, не перемолвившись больше ни словом.

В освещенной лучами солнца Золотой Гриднице княгиня Гордоксева прилюдно прощалась с царевичем Овадией.

– Мы всегда будем чтить тебя и твоего достойного отца, благородный шад, – громко произнесла княгиня, сидя в высоком княжеском кресле. – И если богам угодно, чтобы наши пути вновь пересеклись, мы будем уповать на то, чтобы только мир и радость стали тому причиной. Ты всегда будешь желанным гостем в Смоленске, благородный Овадия бен Муниш, а я и моя семья, – тут она посмотрела на сыновей Ингельда и Асмунда (первый при этом почтительно встал, а Асмунд чуть наклонил голову, прижав руку к груди), – мы всегда примем тебя, и в радость будет нам эта встреча.

С этими словами княгиня спустилась с возвышения и протянула царевичу полную чашу меда: сначала сделала глоток сама, а потом передала Овадии.

Князь Игорь со своего места наблюдал за происходящим. Его несколько удивляло, что главной при прощании выступает именно Гордоксева, ведь ее сыновья уже взрослые и подобную честь следует передать им. Ну, хотя бы Ингельду, если Асмунд хвор и не выглядит внушительным правителем. Правда, Ольга отзывалась о нем с уважением. Но Ольга всякого сейчас хвалит, надеясь подловить мужа, – так думал Игорь, и эта мысль вызывала в нем глухое раздражение. И хотя Ольга по-прежнему преданна ему, даже поспешила предупредить о том, что его невеста собирается провести ночь в компании смердов, как простая чернавка, Игорь понимал, что Ольга заинтересована выставить княжну в дурном свете. И ведь добилась своего, хитрая псковитянка!