Покинув территорию парка, я, внимательно оглянувшись, нырнула во двор старого дома, а через три минуты вышла на Красивый проспект и смешалась с спешащими по главной улице города, пешеходами. Никто меня пока не искал, не выли вдалеке сирены, и вообще, это была совсем другая локация.

Первым моим желанием было нырнуть в прохладу метро, промчаться всего одну остановку, за пять минут добежать до дома, запереться и отгородится от всего мира и тихо плакать, пытаясь пережить весь сегодняшний ужас, а потом забыть о нем. Спустившись вниз, скормив ненасытному автомату желтый металлический жетон, я спустилась на платформу, и только там обратила внимание, что люди подозрительно косятся на мою спину. Испугавшись, что я могла изгваздаться в крови, своей или чужой, я отошла в сторону, прижавшись спиной к прохладной стене, я сняла многострадальный рюкзак. Кроме двух безобразных разрезов, он имел насквозь промокшее дно. Понюхав рюкзак и ощупав свою, также промокшую поясницу, а также покопавшись в содержимом рюкзака, я поняла, чудом уцелела сегодня. Стрелы не смогли до конца прорезать флягу с чаем и старое толстое одеяльце детского размера, которое я взяла с собой в предстоящую засаду качестве подстилки под седалище, ведь мама говорила мне, что девочкам нельзя сидеть на камнях, а я не знала, какое место для укрытия найду я возле дома госпожи Синичкиной.

Так я и доехала до дома — прижимая к животу изуродованный рюкзак и стараясь не поворачиваться к людям мокрой, от пролитого чая, спиной.

Просидев дома пару часов, немного успокоившись, я смогла просто переломить себя, помня, что на кону стоит несколько килограмм всеобщего эквивалента. Немного подумав, полностью сменила гардероб, взяла под руку небольшую спортивную сумку (подозреваю, что сегодня милиция будет останавливать девушек с рюкзаками за спиной), повязала на голову косынку, максимально спрятав светлые волосы, намазала губы темной помадой, тон которой ассоциировалась у меня исключительно с брюнетками, надела очки на пол лица и вышла из дома.

В сумерках я терпеливо стояла на трамвайной остановке напротив дома, где с молодым мужем проживала госпожа Синичкина, и, под удивленными взглядами пассажиров, один за другим, пропускала подходившие вагоны единственного проходящего здесь трамвайного маршрута. От окошек дома Тани Синичкиной меня надежно защищал гофрированный лист металла, играющий на этом остановочном пункте роль стены павильона для пассажиров, поэтому я, чувствуя себя совершенно спокойно, работала с материальными и нематериальными сущностями, расположенными на чужом подворье.

Глава 19

Глава девятнадцатая.

Людмила Жемчужная, жрица огненных демонов.

— Дорогой, ты меня встретишь? — что может быть невиннее такого вопроса, прозвучавшего в телефонной трубке служебного телефона в конце рабочего дня.

— Да? — муж мой был несколько ошарашен, но быстро поправился: — Куда надо подъехать?

— Понимаешь, я тут ноготочки делаю в салоне красоты, тут дом такой длинный, не знаю, какой у него номер, но он возле районного суда находится. Ты подойди на трамвайную остановку часиков в десять, мы оттуда вместе поедем.

— Но я же…

— Коля, просто подойди на трамвайную остановку и все. Чмоки-чмоки. — я положила трубку на рычаг уличного таксофона и присела на скамейку, откуда открывался прекрасный вид на дом моих фигурантов — процесс подготовки к запусканию красного цветка шел вовсю — растительность в неухоженном палисаднике, что занимал огороженную площадку между домом госпожи Синичкиной и высоким деревянным забором, успешно подсыхала, превращаясь в отличный, горючий материал — тонкие иссушенные стебельки готовы были вспыхнуть в любой момент. Раскачиваемые ветками яблони провода, сцепленные вместе, интенсивно терлись о металлическую скобу, что крепила несколько досок на чердаке сарая, готовя познакомить любопытствующую публику с таким физическим явлением, как короткое замыкание, чреватое возгораниями и прочими неприятностями. Я поступаю некрасиво и аморально? Может быть, но в результате подготавливаемой мной диверсии должно были пострадать только ограниченные места жилого дома и хозяйственной постройки, ориентировочно, по квадратному метру там и там, но вот паника должна была подняться очень серьезная. Пока я так оправдывалась сама перед собой, вечер шел своим чередом. Только что, в калитку интересующего меня дома зашла госпожа Синичкина под ручку со своим мужем, а до этого проскользнул какой-то молодой парень в серой спецовке и резиновых сапогах. Никто из них не обратил внимание, что растущая в глубине их двора яблоня сильно и часто раскачивает ветвями, при полном отсутствии ветра. Подросшие за пару часов ветви дерева зацепили протянутый по воздуху от дома к сараю электрические провода и сейчас старательно елозят этими проводами по окантовке слухового окна сарая.

Вечерело, в окнах домов загорались уютные желтые огоньки, за тюлевыми занавесками двигались размытые силуэты, город встречал очередной вечер. Дом Синичкиной тоже осветился желтым светом лампочек, кто-то прошел в сторону летней кухни и через некоторое время оттуда потянуло ароматом жаренного мяса. Кто-то невысокий, но, вроде бы не муж хозяйки, а тот, незнакомый мне, невысокий паренек, стоял в комнате и курил в открытую форточку, а потом огонек окурка мелькнул в воздухе и по дуге упал в небольшом палисаднике. А ведь говорят же везде –нельзя выбрасывать окурки в сухую траву, нельзя купить в неположенных местах. Откуда сухая трава в палисаднике? А это я стою в тени соседских ворот и сушу травку вокруг еще плюющего окурка. Вот стебелек, еще минуту назад бывший зеленым и сочным, пожелтел и пожух, искривился и ткнулся самым кончиком в тускнеющую кучку табака, какой-то химической дряни и тонкой бумаги. По абсолютно сухой травинке побежала шустрый маленький огонек, с жадностью подирая новое топливо, оставляя после себя черную, обугленную золу. Веселые огоньки добежали до соседних стебельков, становясь при этом все сильнее, все прожорливее. Мусор, иссушенные стебли старых сорняков, клочки бумаги и прошлогодние листья, не собранные хозяевами, все, что могло гореть, включались в этот веселый карнавал огня и тепла, после чего зачадил, задымил вонючим дымом кусок толстого цокольного райдинга, что хозяева приволокли пару недель назад, собираясь облагородить старый бревенчатый дом. Негорючий сайдинг почему-то оказался горючим, он зачадил, начал плавится и «капать» горящими каплями прямо на старые, сухие бревна.

— Никто ничего не чувствует? — из дома раздался встревоженный женский голос: — Миша, беги, посмотри, что там?

С веранды на крыльцо выскочил невысокий парнишка, закрутил головой, разглядывая соседние участки, а потом догадался обернуться к своему палисаднику.

— А! Танька, наш палисад горит! — парень бросился в дом, я увидела, как он влетел в комнату, замахал руками, тут же в окне появились еще два силуэта, бросились на