Подъехав к больнице, Орхидея попросила кучера подождать ее: она не хотела искать редкий в том районе экипаж, чтобы вернуться домой. Казалось, на всем пространстве от бульвара и до строгих строений Сальпетриер не было ни души. Строения эти действительно нельзя быль назвать привлекательными: невысокие, длинные, выкрашенные в серый цвет, с решетками на окнах, покрытые крупной, грубой черепицей; и над всем этим комплексом господствовал несуразный восьмигранный купол. Все это нагромождение построек, возведенных еще во времена Людовика XIV, вызывало недвусмысленную ассоциацию с тюрьмой. Впрочем, отчасти так оно и было. Когда же она вошла внутрь, то сперва растерялась, не зная, каким образом ей удастся найти Гертруду в этом лабиринте, который навевал ассоциации с совсем другой эпохой.

Но розыск оказался неожиданно простым делом, поскольку сразу у входа под сводом древней стены располагалась камера сторожа, с висевшей над нею надписью «Справки». Вопрос Орхидеи не заставил сторожа ломать голову, ведь всего час назад навестить мадам Муре уже приходила некая дама.

– Двор Манон Леско, – сказал он, – первая лестница налево. На втором этаже вам укажут палату. Но поторопитесь, время визитов скоро закончится!

Поднявшись по стершимся от времени ступеням лестницы, Орхидея оказалась перед украшенной витражами дверью, открыв которую, вошла в большой зал с высокими окнами, заключенными в амбразуры массивных стен. По обе стороны от прохода стояли кровати. Все они были заняты женщинами. Некоторые из них спали, другие, сидя на стульях рядом с кроватями, находились в прострации или же бессвязно разговаривали сами с собой, делая при этом беспорядочные жесты. Кое-кто принимал посетителей, многие ходили по залу взад и вперед. В воздухе стоял запах дезинфекции и плохо вымытых тел. К Орхидее подошла медсестра в халате и фартуке, спросив ее, кого она ищет.

– Я бы хотела повидать мадам Муре, которую доставили к вам недавно.При этих словах лицо медсестры стало непроницаемым.

– Сожалею мадам, но это невозможно. Она умирает.

– Умирает? Гертруда? Но ведь, хотя она и сошла с ума, она ничем не болела?

– А вы хорошо ее знали?

– Она состояла у меня на службе в течение четырех лет. Что же с ней случилось?

– Мы и сами теряемся в догадках. Этим утром она чувствовала себя не хуже, чем всегда. Она вела себя даже поспокойнее, и главный врач надеялся, что дело идет на поправку. Поела она нормально, а потом ее посетила какая-то пожилая дама. И вот сразу же после этого визита у нее начался странный приступ...

– Все же, я хотела бы ее увидеть...

И, не дав медсестре времени опомниться, Орхидея бросилась к той кровати, над которой склонилось трое медиков и откуда доносились стоны и хрипы. То, что она увидела, было просто чудовищным: с глазами, вылезающими из орбит, и пеной на губах Гертруда извивалась на кровати, в то время как две медсестры тщетно пытались ее удержать, а бородатый врач напрасно старался влить ей в рот стакан молока. На столике у изголовья стояла наполовину пустая коробка шоколадных конфет... Орхидея тут же все поняла.

– Ее отравили?

– Это очевидно, – ответил врач.

– Кто это сделал?

Тут доктор в первый раз окинул взглядом свою собеседницу.

– Откуда мне знать? И кстати, что вы здесь делаете?

– Я не успела ей помешать! – затараторила подбежавшая к ним медсестра, которая встретила Орхидею при входе в зал. – Она сказала, что была ее хозяйкой и хочет с нею поговорить.

– Не мешайте нам делать свою работу, мадам. Мы будем держать вас в курсе, но в настоящий момент вы мешаете.

– Вы думаете, ее еще можно спасти?

И тут произошло неожиданное. Услышав голос той, которую она так ненавидела, Гертруда вдруг выпрямилась на постели, отшвырнув стакан молока, которое залило простыни. Ее глаза вдруг зафиксировались на одной точке и стали еще более страшными.

– А-а-а... Китаянка!.. Гоните... ее! Это... это дьявол... Убирайся... ты ничего не получишь!.. Все... все отойдет ему!

Новый спазм заставил ее упасть на руки врача. Зрачки ее бегали, изо рта вырывались стоны.

– И все же она выпила часть молока, – констатировал врач. – Принесите мне еще; а вы, мадам, уходите!

– Следует предупредить полицию.

– Позднее! Я не могу разорваться и бежать на поиски фараонов!

– Кажется, полиция прибежала сама...

Действительно, за цветными витражами входной двери появилась черная кепка Пенсона. Орхидея пошла ему навстречу.

– Очевидно, вы были правы, следуя за мной по пятам, – сказала она. – Вы как раз тут и нужны.

– Что здесь происходит?

– С Гертрудой совсем плохо. Кто-то принес ей отравленный шоколад. Ее пытаются спасти.

– Вот как! И кто же этот «кто-то»?

– Не надо бросать на меня подозрительных взглядов! Вы отлично понимаете, что то была не я. Ведь вы следовали за мной всю дорогу... Внизу консьерж сказал мне, что к ней приходила «пожилая дама». Полагаю, что отравленные конфеты принесла именно она.

– Подождите меня здесь!

– Не вижу на то оснований. Послушайте, инспектор! Уже четыре часа дня, и скоро будет темно. Мне очень хотелось бы вернуться домой.

– И все же вам следует задержаться на несколько минут, пока я предупрежу комиссара Ланжевена. Если у вас есть еще какая-либо информация, выкладывайте ее немедля...

– Хорошо, я останусь на несколько минут, но не дольше!

Когда инспектор вернулся, больная была в том же состоянии, а медики продолжали суетиться вокруг ее постели. Но на этот раз Пенсон уже не смог удержать Орхидеи. Она была полна решимости освободиться от опеки полицейского и, поскольку тот продолжал колебаться, заявила без обиняков:

– Можете спокойно заниматься своим делом! Я клянусь вам, что отправляюсь непосредственно домой. Почему вы боитесь, что со мною что-нибудь случится?

И, не дожидаясь ответа, Орхидея сбежала по лестнице вниз. Там на первом этаже как раз зажигали электричество. Выйдя на улицу, она поняла, что темнота действительно наступает скоро. Заходящее солнце застилали вновь набежавшие облака.

На улице ее ожидал неприятный сюрприз: ее экипаж уехал. Это было довольно странно, так как обычно кучера не уезжают, не получив платы, но факт оставался фактом, ибо под деревьями не стояло ни одного фиакра. К тому же Орхидея не знала, где находится ближайшая стоянка фиакров в этом безлюдном и малопосещаемом районе Парижа. Все это в сочетании с тем, что каждую минуту становилось темнее, отнюдь ее не обнадеживало.

Ее первым побуждением было подождать Пенсона, но тут она вспомнила, что он приехал на велосипеде, а значит, не сможет ее подвезти. К тому же ей стало стыдно своего страха, который побуждал ее искать защиты у мужчины. Вдоль бульвара с характерным металлическим грохотом проезжал трамвай. Оставалось узнать, куда он мог ее довезти... Орхидея вновь зашла в больничный подъезд и спросила консьержа, где она сможет взять фиакр.