С Николаем Николаевичем Вороновым мне чаще всего приходилось видеться в Валенсии. Там, на улице Альборайя, 8, находился наш главный советник – сначала Я. Берзин, а потом Г. Штерн. Высокая фигура Воронова выделялась среди других. Одетый в штатское, в черном берете, он никогда не терял военной выправки. Всегда был жизнерадостен и весел, любил пошутить. «Скотт из меня уже получился, а Вальтер еще нет», – смеялся он, когда я вместо официального Вольтер назвал его Вальтером Скоттом. На самом же деле Н. Н. Воронов именовался в Испании Вольтером – полковник Вольтер, как было указано в его документе. Значит, не английский писатель, а французский философ был его однофамильцем. Так или иначе, но Николай Николаевич был настоящим русским по обличью и характеру. Фамилия Вольтер плохо маскировала его.

Заезжал Н. Н. Воронов и в Картахену, когда на транспортах было изрядное количество пушек и снарядов. В Альбасете, где формировались новые бригады, всегда с нетерпением ожидали оружия, он «болел» за свое дело, помогал мне в отправке снаряжения по назначению.

Судьба свела нас снова в Москве. Все годы войны я встречался с Вороновым то в Ставке, то в Наркомате обороны. Его деятельность известна и не требует дополнений.

Однажды в приемной советского посла в отеле «Метрополь» в Валенсии я познакомился с генералом Петровичем. После ноябрьских боев за Мадрид он прибыл в Валенсию для информации. Приглашенные на чашку кофе к послу, мы разговорились и, как иногда бывает, прониклись с первого взгляда взаимной симпатией. Много раз я встречался с Петровичем на улице Альборайя, 8, где размещались наши советники во время наездов в Валенсию, мы перешли на ты, а настоящей его фамилии я не знал. В этом не было нужды. Он звал меня просто Николас, а я его компанеро Петрович. Но вот генерал Петрович уехал на родину, и я совсем случайно встретил его на Гоголевском бульваре в день своего прибытия в Москву в конце августа 1937 г.

«Ола!» – воскликнул уже не генерал Петрович, а одетый в советскую форму Кирилл Афанасьевич Мерецков. С тех пор то реже, то чаще мы встречались с ним до войны в Генеральном штабе, в годы войны на Карельском фронте или на Дальнем Востоке.

Полковника Малино я в Испании не встречал и лишь неоднократно слышал о нем в связи со сражением на Хараме. Безусловно, не приходила в голову и простая расшифровка Малино как Малиновского Родиона Яковлевича.

Узнал я об этом только в 1948 г. Не раз видевшись в годы войны, я не подозревал, что командир корпуса под Одессой, а затем командующий армией под Сталинградом и, наконец, командующий фронтом в конца войны маршал Р. Я. Малиновский был советником в республиканской армии и на Хараме в годы борьбы с фашизмом в Испании.

Но вот в 1948 г. наши служебные пути сошлись. Он командовал войсками на Дальнем Востоке, а я волею судеб оказался его заместителем по морской части. Приходилось не только работать в Хабаровске, но и совершать совместные походы на кораблях. Край необъятный – от Камчатки и до Порт-Артура. Если выдавалась спокойная погода, то хватало времени переговорить о текущих делах, вспомнить Великую Отечественную войну.

Так, однажды бывший полковник Малино завел беседу о том, как ему пришлось провести много месяцев в Испании, которые он не забудет никогда. Воспоминания стали общими. Мадрид, Валенсия, Барселона, Пятый полк, интербригады, части анархистов, республиканский флот. Общие знакомые: В. А. Горев, К. А. Мерецков, Н. Н. Воронов, Г. М. Штерн, Мате Залка.

Р. Я. Малиновский с интересом слушал о республиканской эскадре, о чем раньше знал очень мало, а я познакомился со многими интересными подробностями сухопутных сражений. Оказывается, Малиновский был советником у Листера, когда в Народной армии Испании только формировались первые дивизии.

А позднее, читая воспоминания Малиновского, я представил себе все настолько ярко, как будто мы с ним не раз встречались там, на Иберийском полуострове.

Когда транспорт прибывал в Картахену, в его разгрузке участвовали не только испанские грузчики, но и летчики, танкисты, артиллеристы из добровольцев. Они были заинтересованы в скорейшем получении техники и оружия, заранее готовили средства перевозки. Ту т же на месте, в Картахене, указывались пункты назначения.

Самолеты, как правило, на грузовиках переправлялись на соседние аэродромы и здесь собирались для испытания и отправки на фронт; танки грузились и по железной дороге шли в Арчену, Альбасете и Мадрид, а пушки и боеприпасы направлялись в места формирования частей Народной армии.

В дни прибытия транспортов на причалах обычно наблюдалось большое оживление. Испанские моряки были знакомы со многими советскими товарищами и встречались, как старые друзья. Вечером в небольшом клубе, или, вернее сказать, приспособленной для этого квартире из пяти комнат, устраивался товарищеский ужин (иногда с копченой колбасой и водкой, присланными из СССР) и заводился патефон. Пластинка с песней «Семеро смелых» пользовалась особой популярностью, и ее слушали несколько раз подряд. Радио настраивалось на Москву, и все мысли невольно переносились на Родину. К сожалению, очень часто такие дни сопровождались бомбежками, которые нарушали наши планы. Так было, например, 1 мая 1937 г., когда в Картахену прибыл крупный испанский транспорт «Санто Томе» с ценным грузом. Рано утром он ошвартовался у главного причала порта. В Картахене был уже накоплен большой опыт по организации разгрузки с наименьшей потерей времени. Знали, что ночью непременно появятся «гости» – «хейнкели» или «фиаты» – и транспорт, возможно, придется выводить из порта. Испанские товарищи, ведавшие приемкой грузов, еще накануне собирались у командира базы Антонио Руиса и обсуждали, как быстрее приступить к работам, когда транспорт подойдет к причалу, как не допустить скопления опасного груза в порту или на железнодорожной станции. В данном случае сложность заключалась в том, что на этом транспорте прибыли крупногабаритные ящики с самолетами-бомбардировщиками, танки и даже торпедные катера. В Картахену прилетел и Игнасио Сиснерос – командующий республиканской авиацией. Он беспокоился не только о транспортировке громоздких фюзеляжей самолетов СБ на соседние аэродромы Лос-Алькасарес или Сан-Хавьер, где они собирались, но и о прикрытии всего этого района от возможных налетов мятежников. Если противнику и не удалось до сих пор пронюхать о движении транспорта, что маловероятно, то с приходом его в порт не могло быть и речи о секретности проводимой операции. Весь город, конечно, узнал об этом, как только огромный черный корпус лайнера «Санто Томе» с помощью буксиров начал втягиваться в гавань. Только барражирование истребителей и полная готовность зенитной артиллерии могли гарантировать теперь успешную работу порту. Когда «игрек» был у причала, а самолеты-истребители пусть в небольшом количестве, но постоянно находились в воздухе, все работали спокойно и уверенно. Береговые краны и судовые лебедки снимали тяжелые грузы с верхней палубы, а в трюмах стояли наготове портовые рабочие в ожидании своей очереди приступить к разгрузке. Железнодорожные платформы и грузовые машины с прицепами были сосредоточены у борта транспорта. Одним словом, работа кипела.

Как обычно, в Картахену прибыли и советские летчики-волонтеры с соседних аэродромов – Лос-Алькасарес и Сан-Хавьер, чтобы встретить свои грузы и товарищей.